Катышиндигеру. Тофалария
Одолевая длинный путь, вверх по реке Джуглым до устья реки Ичемь, минуя тайгу и болота, тропа вывела оленей в исток реки Красной Бирюсы. В поисках познания сути, не считая приобретения, стадо оленей кружило в верховьях Красной и Черной Бирюсы, Большой и Малой Бирюсы по размытым звериным тропам, пересекая бесчисленные броды и подымаясь через крутые перевалы. Наевшись до сытости черемши, равнодушно спали медведи на склоне горы у скачущей по камням речушки Бугульмы. Вперед без страха и сомнений навстречу счастью и судьбе шумно за солнцем северные олени шли руслом быстрой и неглубокой, но с остатками могучих наледей реки Марита к Тынгойскому Белку. На каменистых перекатах разворачивая караван поперёк золотороссыпной шиверы, вода без сожалений прошлое стирала. Вперёд - назад дорог здесь нет, и каменистое дно с застревающим золотым песком, иногда служило лучшей тропой в обход дремучих завалов. Большая Бирюса с огромными нависающими скалами, прижимами и ямами брала начало с узких гребней с крутопадающими склонами Джуглымского хребта. На острых труднодоступных пиках Восточных Саян таял снег, убегая незримыми ручьями. Замерзала золотом разукрашенная река в ноябре, а полностью освобождалась ото льда в начале мая. Летом вода от проливных дождей прибывала, и слегка окрашивалась в золотистые и небесно-зеленые оттенки. Таёжнику неизменно сопутствовала удача в охоте на пушного зверя по берегам ледяной прозрачной реки, и он отстранено проезжал мимо узорных россыпей и рудного золота, красовавшихся на дне и скальных обнажения. Самородки накапливались в результате незаметного разрушения и размыва кварцевых рудных жил в притоках Катышиндигеру и Хорме. Окатанное и чешуйчатое золото блестело в суглинках и обломках докембрийских сланцев, песчаниках и известняках, буром шпате и серном золотоносным колчедане. Содержание золота в песках было исключительно высоким в россыпях, перенесенных движением ледниковых масс в период оледенения Саян.
Олени, ослеплённые ярко-желтым блеском золотых самородков отражающих солнечные лучи на дне, медленно брели по течению ручья. В приливе сил кочевой таёжный оленевод-охотник из рода Чёрных Гусей услышал зов горных вершин и оглянулся. Неожиданно заплутавшим взглядом заметил, что в окружении миллиона отражающих блеск песчинок в мутной глине лежал огромный самородок зачарованного золота. Самородок имел форму ясного и ровного шаманского зеркала, и поддерживал неразрывную связь с духом Солнца. Этот обольстительный блеск губил многих ненадёжных людей нездоровым удивлением. Золотом богатые руды сердца лечили, но имели обманную силу над человеком, лишая иногда мудрости и стержня жизни. Золото обаянием, могло буйством будоражить кровь или ложью просто вытеснить любые добрые мысли из нестойкой личности. Золото заставляло молодых и отзывчивых, но неопытных людей врать и воровать, болеть золотой лихорадкой и принимать звериный облик. Бубен белой пургой запорошенной мог скакать по заказу богатых туристов, и они за кружку золотого песка спирт наливали. Вечное золото в воде не ржавело, в огне не горело, в грязи не портилось и нетленно сияло. Таёжник не сразу понял, что перед ним дивное зеркало - настолько точно оно сквозь облака отражало Солнце, небо и горы. В голове таёжника поселилась сладостные мечтания, что это мягкая чудесная реальность, в которую из суровой жизни можно легко с головой окунуться. Из любопытства с уважением наклонился и увидел самого себя в зеркале самородка и от досады и огорчения испугался. Он посмотрел на золото, а не на себя, но видел только свое отражение. Внимательно присмотревшись, он увидел в россыпи крохотных и причудливых осколках зеркальных золотников множество притворных людей вокруг себя. Каждый образ внимательно на него смотрел и о чем-то хитро просил. Таёжник жил в полном одиночестве и был уверен, что в тайге никого, кроме него, оленей и зверей, нет. Здесь редко скитались приезжие люди, время текло своим ходом до заката, и жизнь убегающей луною в небе казалась. На всякий случай нахмурился, чтобы защитить себя от внушения окруживших его случайных лиц или испугать их. Все нелепые лики сурово сдвинули брови в ответ. Склонный к сомнениям он насупился - они колючей угрозой ответили ему. Он искренне улыбнулся и все отблески, раскрыв сердца ему усмехнулись. Таёжник подумал жадно собрать все пылинки, надрываясь попытаться составить в одну гладь кусочек счастья, который будет согревать его жизнь, но посмотрев внимательно в отражение зеркального золота кроме себя никого не увидел. Размышляя, почувствовал, что его ненасытная алчность всего лишь видимость. Отражение не приносило ни добра, ни зла само по себе. Всё, происходящее вокруг таёжника, было всего лишь отражением его собственных мыслей, чувств, желаний, поступков на Соболинной тропинке и отвлекало от пушного промысла.
Стремительный бег оленей по кедровому стланику заставил таёжника вспомнить о семье и за шторою достатка в зеркале заметил, что где-то далеко внизу молния сверкает, вверху люди разводят огонь очага. Под лёгкие бубны и смех веселой детворы идет своим чередом жизнь стойбища и дух хранитель медведь пьёт воду в истоке ручья. С обветренным лицом старица у чума обрабатывает шкуры, а красавица расшивает бисером меховую одежду, а амулеты с когтями медведя. В отличие от того, кто за золотым зеркалом стоял, таёжник отражал не только то, что видел, но и то чего не видно на первый взгляд в сердце. Если лютые хищники начинали его уважать, то и он уважал зверей. Если тайга дарила урожай ореха, то и он берёг тайгу. Если тайга была не богатой, то и он не брал лишнего. Он старался быть добрее, охота была удачной и семья на стойбище отсвечивала радостью. Отражение солнечной тайги в золотой глади помогало таёжнику увидеть свои хорошие качества и получалось наладить жизнь. Через таёжный мир ликовало его зеркальное отражение. Стоящей за золотой поверхностью звёздный лик обращался к таёжнику через его же собственное сердце.
Дитя таёжных гор плохо понимал, как устроен весь сложный ошеломляющий мир. С оленьим молоком впитал он свет небесных светил, свежесть ветра и голос горной тундры. Они помогали пушниной промышляющему человеку в бездне зеркала различить, как образовалось легендарное золото тофаларских шаманов. Сквозь ослепительные блики солнечных лучей он примечал, что вспыхивали во времена первозданные в слиянии отдалённые непричастные звёзды. Привходящий золотой пар не испарился в недрах Вселенной, а свечением молний плавивших метеориты разбрызгивался на Солнце, планеты и озябшую Землю. Солнце, проснувшись от золотого дождя, излившегося с высоких небес, вспыхнуло теплее и ярче. Перегретый металл скапливался, уплотнялся, сгущался в вечной мерзлоте Саянских гор и покрывал слоем всю поверхность вершин, очищая их от ледяных кристаллов. Жидкий металл метеоритного золота дёргался, охлаждался и затвердевал в студёных водах рек и слоях ледника. Золото, вступая в круговорот пород, скрываясь в глубинах гор и вновь появляясь на поверхности. Враждебный мир для человека, нёс человеку благо. В толще зеркала драгоценного металла Солнце с водою иногда местами менялись. От огромного самородка солнечного цвета ладошки горели, и от низших духов, словно в разбитом зеркале, в котором звёздные послания преломлялись по-разному, человек защиту искал. Некоторое время, сутулясь, таёжник смотрел и терпеливо ждал, когда золото соединит его отражение в одно целое. Смутным пламенем золотые блики искривлено играли вспышками молний и созидали тесным мир. В зыбкой очевидности он поскальзывался, падал и поднимался. Затаив дыхание слушал как, не забывая свой исток, гулким эхом камлал Катышиндигеру на небо с гневом. Шаман-река в жемчуге пены хранила ценности и волшебные грёзы. Вперемешку с глушащей болью сыпала заклинания отвесная скала. Стонала мохнатая тайга, внимая стукам воды о бубен камня. Дикие ритмы искристой волны и голодные вой волчьей стаи разрушив спокойствие, делали очи зрячими. Во всполохах света зеркало вне выбора не цеплялось за уходящее время. Оно не сохраняло воспоминания и тени, которые никогда не повторялись. Просто наблюдало, не делая различий между звёздами и туманом, зверем и человеком, глупостью и умом, выдумкой и фактом. Уподобляясь незаполненному, чистому зеркальному золоту ослепительные вспышки молний разрывали небо на части, а разбитое и разбросанное отражение человека становилось яснее и мудрее. Ни на кого не похожий мечтатель бесконечных троп не сдавался, не поверил призраку быть довольным, богатым, сытым и не остался в виде золотой тени. В себя силу таёжного зверя вбирая, протяжно вздыхал и выполнял, всё то, что при вспышках молний обещал духу гор - золото, отвлекающее от пушного промысла, руками с земли не поднял.
Преграды и соблазны на пути не помешали таёжнику уклониться от истинной тропы. Он не обуглился ударом молнии, не сломался тяжестью жадности, не сдался и не предал, словно ненужный мусор оленью тайгу. В испытание чутья, разума и сознания прогорело всё, но обнажилась суть. В трудную минуту таёжные олени в поддержке ему не отказали. Он не поднял в золотой трясучке самородок отломившейся от недосягаемой звезды и довольный вернулся к прежней размеренной жизни. Не боясь ни трудностей, ни боли, смирившись, в глухой тайге жил заботливо. Безупречно шёл, как дышал, и, кажется, не зная усталости, в своём замечаемом и лелеемом мире жил по самобытным законам - без денег. Кормился тем, что тайга приносила по своим силам и умению. Золото для него было не средством обогащения и украшением, оно служило напоминанием о связи с приветливым духом Солнца.
Презрительно пренебрегая холодными зернами золота, тетерева и глухари склевывали пищу в близости находящегося кварцевого песка на золотоносных участках по ручьям и речушкам, впадающим в чистейшую ледниковую воду рек Хорма и Янгота. Из провалов и размоин, рытвин ручья Катышиндигеру, левого притока реки Большой Бирюсы, по реке Миричун поднялся в исток Верхней Тугурмы с чистейшей, прозрачнейшей и целебной водой, текущей по чёрным камням с самородками. Блуждания в поисках тропы и скользя на камнях и кочках, обошёл таёжник обжигающе холодные болота Комсота, распадки и мелкие ручьи Малой Бирюсы, и сплошное сплетение проток реки Кичень до очертаний похожей на клык медведя горы Улуг-Тайга. Отдельно стоящая медвежья гора с крутыми склонами и остроконечной вершиной со сверкающим снежным куполом. Расцветал багульник, и скалы под солнечными лучами в резком золотистом свете светились розовыми отливами. Здесь медведь никогда рушил покой, помогал забыть о суете и исполнял самые заветные желания. Гордая гора имела особенный характер. Людей с недобрым сердцем переносивших на себе золото, гора к себе не подпускала. От страха люди очень тяжко ноги переставляли. Людей чувством ветра опалённых и мечтающих в сердцах зажечь тончайшую чистоту огня, беспомощно подходивших получить горное счастье, она принимала. Желания таких людей сбывались в кратчайшие сроки. По местным поверьям восходить на вершину глубин всеведения запрещалось. Гора проявляла тайники судьбы. С приближением человека к вершине поднималась страшная буря, в грохоте грома мрак сжимал молнии. Отрывался виновник от земли и уносился в неведомую спячку, не похожую на сон. С пространством говорил Ичемь у небольшой насыпи из насквозь прокалённых камней северного склона подножия горы. Совершая своё подношение, и из простора глубин призывал родной ураган. Сталкивал между собой отдалённые сродные звёзды. Мутное небо мерцало и тряслось, и падала на гору золотая гроза. Грохотало эхо, гремели громовые удары. У краёв небес отражаясь в светозарных созвездиях, вытекала молния между пальцев и копыт Небо-оленя золотым пламенем. Золотые тропы метила лучистая небесная странница огнём своих чудес. Прожитые дни, просочившись сквозь время, превращала в золотую пыль и наполняла жизнь свежим дыханьем. Поток золотых, сознательных вьюг с высокого простора, прорезал бездонное небо до самых каменных жил. В радующемся буйстве благоухания цветов и зеленых красок дикой тайги проступающий металл небесного золота необратимым притяжением отражений отчих звёзд дёргался, дрожал и сиял дуновением. Глаз свечение, горящее и прекрасное, отражало светом окутанное сердце таёжника цель наполненную свободой выбора.
Возвращаясь по позолоте подлинной тропы, прямодушный таёжник не вращался в своих пройдённых тропах. Дожидаясь перемен, не отступив от петляющего пути, ни на шаг, кочевал за стадом оленей по узелкам не запутанных троп. Достоверно вела его мечта в свою стихию даже во тьме. На обратном пути, прямо на своих следах заметил свежие отпечатки огромных медвежьих лап. Хозяин тайги сопя, наступил свысока без возни на заблестевший сусалью камень тяжелою лапой. Проверил косолапый, что за гость приходил на золотые жилы в истоки реки Бирюсы. Место шаманского зеркала отражающего добро и зло, любовь и ненависть, взаимопомощь и равнодушие, радость и страдание медведь держал в тайне. Медведь не спугнул птиц Чёрных Гусей стерегущих рудную золотоносность бурной реки, не заставил улететь, а уселся рядом.
Таёжник с надеждой на северных оленей вслед за реальным Солнцем покочевал, перешагивая ручьи вдоль реки Малый Мурхой до горы Перевальная. По каменистой тундре поднялся на туманный перевал и потерял тропу. Задумчиво стоял посреди перевала и взглянул на небо. Молния с оглушительным треском ударила в гору Улуг-Тайга и вспышкой осветила тропу. Человек опустил взгляд на тропу, и она по овальным и скользким камням минуя брод за бродом Нижней Хонды и по топи моховых болот, вывела его в солнечную долину реки Уда. Из пустот и озёр рек Тер-Яги и Эт-Кол у горы Мюстыг-Даг звала таёжника абсолютно дикая жизнь нефритовых камней реки Чело-Монго, где он понял мир таков, каким его делало его сердце, украшая пространство гор.
- Кара - черный, буре - волк
- Орлиный ручей
- Нежная радость Небо-оленя
- Улыбка Хмурой горы
- Агульская пила
- Лунная капелька счастья
- Одиночество среди звезд
- Воздаяние храбрости
- Перелётная Зима
- Снежный лось
- Закон орлиного солнца
Содержание |
III Фестиваль Русского географического общества
Сборник стихов
- Солнечное злато
- Серебро луны
Книга "Ленточки странствий"
В зерцале душ вселенной бездонный полог тёмно-синий, |
Книга "Ловец Солнца"
В добрый путь
Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич
