Катышиндигеру. Тофалария

Материал из IrkutskWiki
Перейти к: навигация, поиск
Тофалария — историко-культурный регион в центральной части горной системы Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями.

Тофалария. Дургомжинские Гольцы. 3.jpg.jpg

Тофалария
Тофалария
Тофалария
Тофалария
Тофалария
Тофалария
Тофалария
Тофалария

      Одолевая длинный путь, вверх по реке Джуглым до устья реки Ичемь, минуя тайгу и болота, тропа вывела северных оленей в исток реки Красной Бирюсы. В поисках познания сути, не считая приобретения, стадо кружило в верховьях Красной и Черной Бирюсы, Большой и Малой Бирюсы по размытым звериным тропам, пересекая бесчисленные броды и преодолевая перевалы. Из берлог высунув лапы и наевшись до сытости черемши, равнодушно спали медведи на склоне горы у скачущей по камням речушки Бугульмы. Без страха и сомнений навстречу счастью и судьбе шумно за солнцем олени шли руслом быстрой и неглубокой, но с остатками могучих наледей реки Марита к Тынгойскому Белку. На перекатах разворачивая караван поперёк россыпного золота косой шиверы, вода без сожалений прошлое стирала. Дорог здесь нет, а каменистое дно с застревающим золотым песком, служило лучшей тропой в обход дремучих завалов. Большая Бирюса с огромными нависающими скалами, прижимами и ямами брала начало с узких гребней склонов Джуглымского хребта. В месяц вылета глухарей на токовище, на острых пиках оседал снег, убегая незримыми ручьями, а ночью замерзал. В месяц мягкого снега замерзала золотом разукрашенная река, а освобождалась ото льда в месяц новорожденных оленят. В нерест тайменя от проливных дождей нагон воды к скальному берегу окрашивался в золотистые и небесно-зеленые оттенки. Таёжнику неизменно сопутствовала удача в охоте на пушного зверя по берегам ледяной реки, а он отстранено проезжал мимо узорных россыпей и рудного золота, красовавшихся на дне и скальных обнажения. Самородки накапливались в результате незаметного разрушения и размыва кварцевых рудных жил в притоках Катышиндигеру. Катанное и чешуйчатое золото блестело в суглинках и обломках докембрийских сланцев, песчаниках и известняках, буром шпате и серном золотоносным колчедане. Содержание золота в песках было высоким в россыпях, перенесенных движением ледниковых масс в период оледенения Саян.
      Олени, ослеплённые ярко-желтым блеском золотых самородков отражающих солнечные лучи на дне, медленно брели по течению ручья. В приливе сил кочевой таёжный оленевод-охотник из рода Чёрных Гусей услышал зов горных вершин и оглянулся. Неожиданно заплутавшим взглядом заметил, что в окружении множества отражающих блеск бляшек-песчинок в мутной глине лежал огромный самородок зачарованного золота. Самородок в форме ясного и ровного шаманского зеркала, поддерживал неразрывную связь с духом Солнца. Обольстительный блеск губил многих ненадёжных людей нездоровым удивлением. Золотом богатые руды буравили взглядом и сердца лечили, но имели обманную силу над человеком, лишая иногда мудрости и стержня жизни. Золото обаянием, могло буйством будоражить кровь или ложью просто вытеснить любые добрые мысли из нестойкой личности. Золото заставляло молодых и отзывчивых, но неопытных людей врать и воровать, болеть золотой лихорадкой и принимать звериный облик. Бубен белой пургой запорошенной мог скакать по заказу туристов, а они за кружку золотого песка спирт наливали. Вечное золото в воде не ржавело, в огне не горело, в грязи не портилось и нетленно сияло. Таёжник не сразу понял, что перед ним дивное зеркало - настолько точно оно сквозь облака отражало Солнце, небо и горы. В сердце поселились сладостные мечтания, что это мягкая чудесная реальность, в которую из суровой жизни можно легко с головой окунуться. Из любопытства наклонился к лицевой стороне и увидел самого себя в зеркале самородка и от огорчения испугался. Он посмотрел на золото, а не на себя, но видел только свое отражение и какую шубу надел горностай. Внимательно присмотревшись, он увидел в россыпи крохотных и причудливых осколках зеркальных золотников множество притворных лиц. Каждый образ внимательно на него смотрел и о чём-то хитро просил. Таёжник кочевал в полном одиночестве и был уверен, что в тайге нет никого, кроме него, оленей и зверей. Здесь редко скитались приезжие люди, время текло своим ходом до закатных зарниц, а жизнь убегающей луною в небе казалась. На всякий случай нахмурился, чтобы защитить себя от внушения окруживших его случайных лиц или испугать их. В ответ все нелепые лики сурово сдвинули брови. Сомневаясь, насупился - они колючей угрозой ответили ему. Он искренне улыбнулся и все отблески, раскрыв сердца ему усмехнулись. Таёжник подумал жадно собрать все пылинки, надрываясь попытаться составить в одну гладь кусочка счастья, который будет согревать его жизнь, но в отражение зеркального золота кроме себя никого не увидел. Размышляя, почувствовал, что его ненасытная алчность всего лишь видимость. Отражение не приносило ни добра, ни зла само по себе. Всё, происходящее вокруг таёжника, было всего лишь отражением его собственных мыслей, чувств, желаний, поступков, а в тайге белка стала добычей соболя, ворон высматривал добычу - падаль.
      Стремительный бег оленей по кедровому стланику заставил таёжника вспомнить о семье и за шторою достатка в зеркале заметил, что где-то далеко внизу молния сверкает, вверху люди угощают солнечный рот - огонь очага. Под лёгкие бубны и смех детворы идет чередом жизнь стойбища, а дух хранитель медведь пьёт воду в истоке ручья и бегают чёрненькие медвежата с молочными зубами. Девушка расшивает меховую одежду оберегами из когтей, а с обветренным лицом старица из берестяной коробки достала медвежью лапу. Хозяин гор - перевоплощаясь в медведя, наказывал людей за нарушение правил. В отличие от того, кто за золотым зеркалом стоял, таёжник отражал не только то, что видел, но и то чего не видно на первый взгляд в сердце. Хищники свирепствовали в угодьях, он добывал охотничье счастье. Тайга дарила урожай, он не брал лишнего. Засвистели рябчики, птицы насиживали яйца, он берёг тайгу. Охотился на копытного зверя и семья на стойбище отсвечивала радостью. Отражение солнечной тайги в золотой глади помогало таёжнику видеть свои хорошие черты и получалось наладить жизнь. Через таёжный мир ликовало его зеркальное отражение. Стоящей за золотой поверхностью звёздный лик обращался к таёжнику через его же собственное сердце.
      Дитя таёжных гор плохо понимал, как устроен весь ошеломляющий мир. С оленьим молоком впитал свет небесных светил, свежесть ветра и голос горной тундры. Они помогали пушниной промышляющему человеку в бездне зеркала различить, как образовалось золото. Сквозь ослепительные блики солнечных лучей он примечал, что вспыхивали во времена первозданные в слиянии непричастные звёзды. Привходящий золотой пар не испарился в недрах Вселенной, а свечением молний плавивших метеориты разбрызгивался на Солнце, планеты и озябшую Землю. Солнце, проснувшись от золотого дождя, излившегося с высоких небес, вспыхнуло теплее и ярче. Перегретый металл скапливался, уплотнялся, сгущался в вечной мерзлоте Саянских гор и покрывал слоем всю поверхность вершин, очищая их от ледяных кристаллов. Жидкий металл метеоритного золота дёргался, охлаждался и затвердевал в студёных водах рек и слоях ледника. Золото, вступая в круговорот пород, скрывалось в глубинах гор и вновь появлялось на поверхности. Враждебный мир для человека, нёс человеку благо. В толще зеркала драгоценного металла Солнце с водою иногда менялись местами. От огромного самородка солнечного цвета ладошки горели, а от низших духов, словно в разбитом зеркале, звёздные послания преломлялись невзгодами. Сутулясь, таёжник не беспокоил духов-помощников природы, а смотрел и терпеливо ждал, когда золото соединит его отражение в одно целое. Смутным пламенем золотые блики искривлено играли вспышками молний и созидали тесным мир. В зыбкой очевидности он поскальзывался, падал и поднимался. Затаив дыхание слушал как, гулким эхом камлал Катышиндигеру на небо с гневом. Шаман-река в жемчуге пены хранила ценности и волшебные грёзы. Вперемешку с болью сыпала заклинания отвесная скала. Стонала мохнатая тайга, внимая стукам воды о бубен камня. Дикие ритмы искристой волны и голодный вой волчьей стаи разрушив спокойствие, делали очи зрячими. Во всполохах света зеркало вне выбора не цеплялось за уходящее время. Оно не сохраняло воспоминания и тени, которые никогда не повторялись. Просто наблюдало, не делая различий между кружевом звёзд и дымкой тумана, зверем и человеком, глупостью и умом, выдумкой и фактом. Уподобляясь незаполненному, чистому зеркальному золоту ослепительные вспышки молний разрывали небо на части, а разбитое и разбросанное отражение человека становилось яснее и мудрее. Ни на кого не похожий мечтатель бесконечных троп не сдался, не поверил призраку быть довольным, богатым, сытым и не остался в виде золотой тени. В себя силу таёжного зверя вбирая, протяжно вздыхал и выполнял, всё то, что при вспышках молний обещал Хозяину гор. Клятву на медвежьей лапе не нарушил и золото, отвлекающее от добывания охотничьего счастья, руками не поднял.
      Преграды и соблазны на пути не помешали таёжнику уклониться от истинной тропы. Он не обуглился ударом молнии, не сломался тяжестью жадности, не сдался и не предал, словно ненужный мусор оленью тайгу и кабарожью тундру. В испытание чутья, разума и сознания прогорело всё, но обнажилась суть. В трудную минуту олени в поддержке ему не отказали. В золотой трясучке резко отвернулся от зеркала - отломившегося от недосягаемой звезды и вернулся к размеренной жизни. Не боясь трудностей и боли, смирившись, в глухой тайге жил заботами. Безупречно тянул тропу, как дышал, не зная усталости. В своём мире жил по самобытным законам - без денег. Кедровка выкапывала запасы из-под снега, а он кормился тем, что тайга приносила по силам и умению. Золото для него было не средством обогащения и украшением, оно служило напоминанием о связи с духом Солнца.
      Презрительно пренебрегая холодными зернами золота, тетерева склевывали пищу в близости находящегося кварцевого песка на золотоносных участках по ручьям и речушкам, впадающим в чистейшую ледниковую воду рек Хорма и Янгота. Из рытвин ручья Катышиндигеру, по реке Миричун таёжник поднялся в исток Верхней Тугурмы с чистейшей водой, текущей по чёрным камням с самородками. Блуждания в поисках тропы и скользя на кочках, обошёл болота Комсота, распадки и мелкие ручьи Малой Бирюсы. Со сплетения проток реки Кичень луч солнца отразил от воды очертания похожей на клык медведя гору Улуг-Тайга. Гора с крутыми склонами и остроконечным снежным куполом блестела солнечным зайчиком, словно обратная сторона искушения. Белоснежная ласка отсиживалась в можжевельнике, а волки бродили семьями, росомахи поодиночке. Багульник и скалы под солнечным лучом светились розовыми отливами. Здесь медведь - проводник в мир духов иногда рушил покой, забывая в суете о хрупком равновесии различных сил - видимых и невидимых. Гора любовалась собой в золотом зеркале, но имела особенный характер и людей переносивших презренный металл, проверяла молнией. От страха люди тяжко ноги переставляли, рассматривая свои точные копии, в виде тени или отражения в золоте. Опалённых ветром людей, в сердцах зажигающих чистоту огня - видимую через отражение - гора принимала. Желание увидеть окружающий мир, и свое собственное лицо в нём - сбывались в кратчайшие сроки. Восходить на вершину глубин всеведения запрещалось. Гора проявляла тайники судьбы, показывая то, что недоступно глазу. С приближением человека к вершине поднималась буря, в грохоте грома мрак сжимал огонь молний. Отрывался виновник от земли, перевоплощаясь в зверя двойника - уносился в неведомые видения, не похожие на сон, в нижний мир, где отбыв тяжёлое наказание, отпускался на перерождение. Спящего отступника - медведь резко не будил, чтобы явь успела вернуться, а путём уговоров - возвращал на место. От негасимой Полярной звезды покидали тот свет почившие, шли мимо солнцестояния. Разгорался уголёк очага, грел предков, поминая, провожал обратно по суровому ветру. Помутилась вода с песком, от потерь улетали птицы, яйцо мысли катали по чистилищу. Из горечи опавшей слезы дети проклятые родителями ступали за снежным оленёнком. Наивные и ранимые, светлые и мудрые в вихре искр поверий осмыслили требу завета. Скорлупа сердца, наполняясь до края, трещала от земных страданий о болях и счастье. Ударяясь об остриё камня, скиталец-ум скользил из чрева теней к копью молнии рока. Огонь истин прочистил глаза, распахнутая душа отразила пламя душевных постижений. Испив чашу ледяной ночи, чуяла тепло сна, тризна обрела надежду в дыхании восхода. Забыв трепет прощания, наутро на рассыпанном пепле, искал следы усопших оленей.
      С пространством говорил Ичемь у насквозь прокалённых камней склона подножия горы. Совершая подношение, из простора глубин призывал родной ураган и сталкивал между собой сродные звёзды. Мутное небо мерцало и тряслось, падала на гору золотая гроза. Грохотало эхо горных духов, гремели громовые удары небесного бубна. У краёв вышины отражаясь в светозарных созвездиях, вытекала золотым пламенем молния между когтей медвежьей лапы, ставшей колотушкой для бубна неба. Золотые тропы метила небесная странница огнём чудес. Прожитые дни, просочившись сквозь время, превращала в золотую пыль и наполняла жизнь свежим дыханьем. Поток золотых вьюг с высокого простора, прорезал бездонное небо до самых каменных жил. В буйстве цветов и зелени тайги проступающий металл небесного золота необратимым притяжением отражений отчих звёзд дёргался, дрожал и сиял прозрачностью. Глаз свечение, горящее и прекрасное, отражало светом окутанное сердце таёжника цель наполненную свободой выбора.
      По позолоте прямодушный человек возвращался по пройдённым тропам. Не отступив от петляющего пути, ни на шаг, кочевал за оленем по узелкам испытаний. Вела его мечта даже во тьме и прямо на своих следах заметил свежие отпечатки медвежьих лап. Хозяин гор сопя, наступил свысока без возни на заблестевший сусалью камень тяжелою лапой. Проверил косолапый, что за гость приходил на золотые жилы в истоки реки Бирюсы. Место шаманского зеркала отражающего добро и зло, любовь и ненависть, взаимопомощь и равнодушие, радость и страдание медведь держал в тайне. Плывущего бурундука схватил таймень. Медведь не спугнул рябчиков - стерегущих рудную золотоносность бурной реки, не заставил улететь, а уселся рядом.
      Таёжник вслед за реальным Солнцем кочевал, перешагивая ручьи вдоль реки Малый Мурхой до горы Перевальная. Поднялся на туманный перевал и потерял тропу. Задумчиво стоял посреди седловины и взглянул на небо. Молния с оглушительным треском ударила в гору Улуг-Тайга и вспышкой осветила куропаток. Человек опустил взгляд на тропу, по скользким камням минуя брод за бродом Нижней Хонды и по топи болот, вывела его в долину реки Уда. Из пустот и озёр рек Тер-Яги и Эт-Кол у горы Мюстыг-Даг звала таёжника абсолютно дикая жизнь нефритовых камней реки Чело-Монго, где он понял мир таков, каким его делало его сердце, украшая пространство гор.
Тофалария. Улуг. Оленевод 7.jpg.jpg

Тофалария. Зима-Тайга. 18.jpg.jpg

Тофалария. Северный олененок. 63.jpg.jpg

Читать книги о Тофаларии

Книга. Ленточки странствий. Русин Сергей Николаевич.jpeg.jpg

Книга Ловец Солнца. Русин Сергей Николаевич .jpg.jpg

Тофалария. Книга Катышиндигеру. Русин Сергей Николаевич. 2.jpg Тофалария. Книга Катышиндигеру. Русин Сергей Николаевич.jpg

Книга Тропа в рассвет. Русин Сергей Николаевич. 2.jpg.jpg

В добрый путь

Тофалария. Прирученный олененок. 3.jpg.jpg

Багульник. Нижнеудинск. Саяны.26.jpg.jpg
      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич

Восточный Саян - горная система с непроходимой тайгой и реками. Солнечное путешествие Русина Сергея Николаевича по горам, которым он готов признаваться в любви вечно, напоминают поход в увлекательный музей, в котором нет числа радостным чувствам.