Росный нектар жарков

Версия 16:59, 18 июня 2024

            Росный нектар жарков

      Расправив крыло, Луна обошла бури, подарила покой, дыханьем навеяла несбыточный сон. Под сводом звёздного бисера в сумерках души родила тяжкий вздох. Млечная стёжка проросла ковылем, к гнезду тетёрки зарубки покрылись смолой. Спряталась горбатая мгла в пустынную ночь, нахохлила зоб Луна, запахнулась во взлохмаченную мглу. Облака уронили перья в болотную гать. Наяву и дрёме грустила по синеве душа. Под звездой с неуловимым огнём по не хоженым мхам вывела медвежью поступь к незакатной заре. Полная привидений темень дохнула окольным дымком. У лосиного лога почуяв щебет синиц, утренний багрец нарядился в рассветные складки бирюзы. В глазнице неба Солнце приоткрыло облако-бровь на росный мёд жарков. Пустило пламя - радости залог, вдоль камней проложив извивы троп по лазурному мареву к плечам гор.

            Горная громада

      Зажатая в теснине ночи Луна сквозь снеговые дожди двигала землю во вселенную, по закону воли отражала свет. Ветер стих, пелена открыла влажные глазницы звёзд над громадой горных хребтов. Сырость облизала твёрдые склоны утёса, грустно вздохнула затуманенная тайга. Покрылась наледью нагота бесплодных скал, задохнулся ручей, вытекающий из ледника. Валун сдавил невольный стон бурного потока вымывающего из сердца страх. Стирая гранит в пыль неподвластный тлену дух жизни восстал. Пики ушли в облака прятать смущённые лики, серый зверь завыл. На заревом пороге Звезда утра зажгла Солнце. Рассветный огонь осветил мглу на ягелевых узорах, согрел талый лёд. С сутулости каменных плеч сошла мутною водой лавина в изломанные пустоты щелей. На морщинках проталин слюня когтистую лапу, медведь очистил шкуру от постельной хвои. По перекрёсткам троп понёс мечту под гнет житейских забот. Вершина красоты весна в слезах матерей стала от хищников сторожить новорождённых оленят.



            Тень жизни

      Звёзды горели межу гибелью и рождением, Луна застыла в развале пустот. Разверзнув очи в поднебесье, олень вдохнул смуту грозовых туч, гром разбудил душу жизни. Ослеплённая молнией упала внешняя тень, внутренний свет скрыл отражение души. Двойник-душа бежала от сомнительных помыслов. Олень превознёс добро, сдержал исходную тень, знающую исток зла скрытый в сердце. Личностная тень обнялась с выдумкой, бессознательно повинуясь уговорам воли. Шёл на поводу тени-стихии, причинял вред другим. Отрицал чувство я, оборонялся от тени берущей начало в смыслах. Грабя сознание, тень владела сокровенными мотивами, лишала выбора. Ненавидел живое воплощение тайной жизни, устоял перед бесплотными чарами. Ум усваивал суть тени, признавал недостатки, расширял сознание, встречал неотделимого врага. Единожды на землю нисходила душа-тень, получала облик, гибла с телом. В небытие принимала позу плода в утробе оленихи, засыпала исконным сном. Душа-дыхание ожидала вторую кончину, не знающую земного существования. Осознав необъятность сознания, душа-свет рвала круг вечной жизни, возвращала предков в мир живых.

            Родник чувств

      Солнце восходило и заходило, мимо пролетал ветер. Луна кружилась, возвращалась на круги свои, вершина пребывала вовеки. Из истока вытекали ручьи к бесконечной сути. Растения питались от влаги и плодоносили, от засухи вяли. Извечный олень испил смак недоступной воды, смешал желанье с сознанием. Утратив неугасимость небес, выгорел от неразделённой любви к Луне. В наказанье плоть сошла в таёжные дебри. Из облака упала жестокая слеза, забурлили страсти. Озарённая пламенем гроза вражду положила меж обманом и счастьем. Клыками зверь шерсть рвал, когтями обдирал копыта. Олень покаянно рыдал не повторять ошибок. В мути половодья томился жаждой. Сердце дышало обидой. В болоте вожделений заснул разум. В струе промыл очи и узрел искру совести. Испил из родника чувств, целящее питьё заживило душевые раны. Олень прозрел от кипятка, вытекающего из ледника. Столкнулся с судьбой несущей познание рассола добра и отравы зла. Пошёл в обратный путь на пик горы к незакатным звёздам.

            Тайные письмена

      Надзорщик медведь читал тайные надписи, появляющиеся нежданно в разных местах: на камнях, на стенах скал, на шерсти оленей, на мельчайших частицах тумана, на куче звёзд, на лунной тени. Зритель загадочных сообщений, посланных судьбой, чуял в них сущность вещей. Пользовался выгодой, помогал кровникам разгадывать знамения и обманный смысл в сердцах. Был осторожен, ветер не видел. Слушал шепот звуков в буднях. Опасался грозовой приговор в тиши неба, нависшей лично над ним. Узрел озарение молнии на распутье. Горело под ногами лазурь далеко от земли. Озноб колол душу, сердце стучало в виски. Не зная стыда, оголилась Луна. По привычке не придал извещению значения. Принял за отдушину судьбы, от которой никуда не уйти. Отвлёкся обычным делом, пламя принял за замену Солнцу. Согласно знаку попал в неразумие, затуманил очи. Задыхаясь в гари пожара, клял беспечность. В трудности не оробел, на последнем издыхании выбрался из угара нелепости. С душевным выдохом груди осознал, что чуткость приводит к тяготам вернее, чем простое неведение. В чудесах воли не уживалось диво воображения, разрушающие мечту распахнувшую крылья.

            Бледная искра

      Выбравшая бездну Луна лучевым сиянием вскормила Предрассветную звезду. Хозяйка Солнца Звезда утренней зари замигала бледным огнём. В тени скорбного бесчувствия сошлись всеведущие светила. Цветы дали ростки. Стадо оленей разошлось для пастьбы. Души предков раздвоились на путеводные звёзды и воплощённые в новорожденных сиротах. Живя по законам борьбы, звезда приняла облик хищника. Стала кормчим крылатого сына волка зачатого от луча. Светлогрудый поилец стерёг, питал и вернул к стаду. Волчонок выносил голод, не терпел рабства. В кочевании, не внушал правила, чужие не нарушал. То держался вблизи, то нападал врасплох, то рыскал тропу, то заставлял реветь медведя. Ровесник восхода являлся искрой света, радел о могуществе. Открывал очи на неприглядные стороны мира. Тлело сердце основателя рода, умело сражалось до последнего вздоха. С обагренной пастью волк в лазури закатной зари принял облик Вечерней звезды. На границе дня и ночи близко наклонил Солнце к Луне.

            Тень сомнения

      Тьма родилась раньше света. В спокойствии таила ложь страсти, защищала от незнания. Утешала сном, сжимала в объятиях, травила сомнением. Презрением рвало сочувствие. Узрела незрящая Луна куда ступать. Вне мрака Солнце осветило ужас бытия, сделало видимым лёд. Наделило разумом лучезарное озарение ветра достигшего земных гор. Студёная тень вышла в жар солнечных лучей. Эхо сбросило с горла оковы тишины, шарахнулось в простор. Тень шла за ней, но упала камнем в замкнутое ущелье. От стен отразился звук. Солнце обратило взор вглубь. Эхо бил озноб от жажды и нестерпимого зноя. Отзвук выбирал тень между тьмой и светом окружёнными скалами. Эхо жило в отголосках чувств, спиной чуяло рок. Тень желала жить в духе, возникала и менялась между жизнью и гибелью света. Эхо стало принадлежать звуку, тень скале. Меж золой звёзд скучала тьма. Одеялом укрыла отуманенный светом лик эхо. Отблеск вечности презрел голос эха жизни и сердечную тень. Тьма изгарью упала в объятия пламени. Калённое Солнце испепелило след её слёз. Всё началось во тьме, кончилось подвигом тени эхо под стопами лучей. Тень спасла отклик ума, безжалостный свет выжил в душе огня.

            Безотчётный звездочёт

      Спасаясь от волков, олень заскочил на вершину скалы. Стая поджидала жертву в низу. Луна растаяла, олень решил перевести дух. От бессонницы приподнял голову ввысь вселенной и занялся подсчётом звёзд. Взгляд вникал в недра ночи, ум искал простор и неведомость знаков. Во внешне похожих звёздах видел различия, горе терзало грудь. Сбился со счёта, получил заветную мечту, найти звезду спасения. Силился и от усталости скатился в бренное ущелье. Упал на колени, но заметил незримую звезду излучающую свечение днём. Звезда искупления заметила сияние его глаз. От счастья стала светиться ярче. Рядом взошла звезда покаяния. Звёзды воздаяния, избавления устремились к ним со всем пылом душ, вселяя в его сердце радость воли. Очищенным духом служил небу верой и правдой. Звезда надежды отблагодарила его, осветила тропу избавления от сомнений. Выйдя из подземного лабиринта по ту сторону пути, олень свёл на нет усилия единства в себе и средь мглы миров начал читать знамения нового мышления.

            Беспечная вольница

      Мерцала россыпь звёзд, стужа замела тропы неба небес вечности. Из бездонных высот снизошла Луна купаться в росистом брусничнике. У изголовья горы засветилась, белую лучистость меняла на огненно-алую. Качалась набекрень, прорастал свет души, набирался сил до срока. Под баюкающую песнь нянчила душу неимущую жилья. Ветер сдул в мир живых душу рождённую от света. Душа на ощупь встретила дыхание плоти. Пробежал вздох, прошла дрожь, шерсть встала дыбом. Душа укрылась внутри тлена одоленной мечты, делить поровну счастье. В слезах безвозвратно тонула корысть суеты не оставляя места сущности. Олень преклонил колени, душа хранила лунные корни. Духом странствий полнилась душа беспечной вольницы. Строила логово грядущему из живых чувств, греющих сердце. В обители души воплотились воспоминания. Олень не считал пройденных земель, наугад находил путь в бесконечность. Туманная судьба вела цель к подножию покоя. Не расставаясь с надеждой, бездумная воля выбирала на основе желаний, переступила забвение разума и власть мысли. Дождалась восход зари, рогами раскалила рассвет, в упор глянула в око Солнца пробуждающего ясность сознания.

            Огниво чувств

      Кочевую искру отец с детства высек в таёжнике и приручил на мужском поясе носить охотничий нож и огниво. Получал огонь с помощью кремня и железа. Трут и кремень носил в кожаной сумочке с задней стенкой и клапаном, выкроенным из одного куска. В нижней части кошелёк оправлял стальным ударным лезвием. Боковые планки вечной спички сгибал в верхней части. К железной скобе крепил ремень с каменной пуговицей. С походной зажигалкой счастье искал даже в темноте. Бил огнивом по кремню, высекал к жизни спящую искру, рассеял тьму. Искрение сыпалось на приткнутый трут, зажигало клок бересты. Ветер тушил проблески тления, раздувал язык пламя в хворосте. Таёжник пригоршней черпал дым. До дрожи плясали нервы, делал то, что предлагал костёр. Ощущение радости, тепла и света в сердце не скрывал от посторонних глаз. Облетели звёзды, дотла догорели угли, не оставил огня душевный груз, погасла молния в росах. Чувство чести тлело под пеплом тьмы, искра могла его воспламенить, не выжигая душу.

            Хитрость разума

      Ветер сорвал хвою с ветвей. В злую метель куропатке стало теплее у сладкой морошки. Ягель накопил силу в оленьем взгляде, Безродные души устав в поисках тел не исчезли окончательно. Чёрный с инеем соболь в кедровом дупле выкормил выводок похожий на дедушек и бабушек. От снежной белизны у зверька появился прищур, заострилась мордочка со стоячими ушами, загустел мех, распушился хвост. Изворотливый ловкач охотился на грызунов и птиц, лазил на деревья, забирался в норы и щели. Запутывал следы, прятался среди пней, бурелома и скал. Рысь не отставала, о камни точила когти и клыки. Соболятничала, ум сталкивала с умом. Таёжный ловкач ушёл в облака, будто в снежный танец духов. Не терял из виду врага, познавал сам себя. По крепкому насту молочных звёзд бежал от заката до восхода Солнца - вершителя судеб. По небу топтал тропу в тень Луны, прикрывал цель пути, затаивался. Смекалка одухотворяла свободу. Мечтая о равенстве, хитрость слепого разума встала рядом с отвагой. Раскрыв глотку жадности, разбойница жертву вернула из одной жизни в другую для перевоплощения в потомках. Душа предка выбрала новое тело, детки родились в синяках от костяных шипов.

            Изжитое порицание

      Считал хозяина тайги предком, соблюдал правила добычи и разделки туши. Голову со шкурой сохранял. В честь попавшего в руки на берлоге медведя устраивал проводы к сородичам и шил одежду. Делал заруб выше царапин и плёл из корней таёжной травы ошейник для дяди по матери. Шурша снегом, шептал заклятие исцелить проклятие. Избавлялся от порицания. На маску сострадания надел наголовник, сшитый шкурки филина с пучком перьев и крыльями распахнутыми ввысь. Хвост шапки-птицы укрыл платком с бахромой, подбитым мехом соболя, ниспадающим по плечам. Яд укора взлетел в тучи, медвежья душа растаяла как жизнь. Таёжник увидел отторгнутую тень. От простуды растёрся салом дедушки, по больному месту провёл когтями лапы, снял сердечный недуг. Чуя разлуку, ветер задышал в хвое. Душа зверя с крутой звезды не сорвалась в покой, медведь проснулся в новой судьбе духом-помощником. Побрел, рука об руку с мощью зверя-двойника. Радовался удачной охоте, огорчался на чужие муки.

            Мысленный взыск

      По ветру вольно плыли облака. Судьбе болью разлуки открылась со звездой говорящая Луна. Цветущая на болоте клюква от зноя иссохла, задрожала листва у берёзы. Исчезли лютые звери, Солнца взор осветил надежды в сердцах. От невежества к травоядным, ненасытные хищники гасили свет своих душ. Силой ограничивали сознание. Медведь постарел до срока, познал горе, огляделся вокруг. Истязал за уклонение от исполнения высшей воли. Взявшие взаймы ума, забывали о общении с небом – оплотом чистоты, теряли из виду доброту. Не ведающих прощение, испытывал нарывы души жаром и стужей. Мучил до тех пор, пока виновник не возвращал прошлые накопления разума, не смотрел на рассвет взором душевных очей. Медведь никуда не спешил, думал настоящим, не держал зла. Самомнение вонзало занозы обид мрачному рассудку. Не уязвляя самолюбие, не трогая тщеславие, давал понять о долге смутьянов самим себе. Не встряхивал за правдивость, не внушал за честность. Заёмщиков очистившим взор раскаяньем прощал безвозвратно. У отпускающих страдания своим должникам без всяких условий, на сердце затягивалась рана алчности, страсть усыхала мощью души.

            Ресничная мгла

      Закатное Солнце утянуло за собой время плетущее память. Отгорела заря, копоть туч разнеслась дуновением на не затопленные наледью камни. Крыло Млечного мотылька отразило взгляд созвездия ветра, ударив по ресницам оленя. С лап кедра осыпав иней, от стужи ослабла подпруга вьюга. Пурга помелом завязала хвост взопревшему оленю, рога озарила огнепламенная Луна. Мысли отложились в сознании, исказилось бытие. Разбросав перья радуг, снежный пух помутил остроглазость, будоражил сердце, щетина жгла кожу. От бессилия дыхание взлетело по воздушной тропе. Тело не властно шло против велений мудрости. Сухой комок встал во рту. Видимые и невидимые тени жизни упали с горючей слезой. От нетвёрдой поступи при поиске бездн олень свалился в молчаливость тумана. Заросший разум прожёг мглу в зарю. Жилами протянулся внутрь рассвета. Сила души задела за живое наказ крупиц света, прояснилась зоркость, превратив тяготы в дух. В промоину судьбы с плеском рыбьих зрачков обмакнула пятку талица.

            Светоносная Луна

      На зов свободы откликнулась светоносная Луна. Из плена облаков, шла на край скалы искать смысл бытия в свистящем ветре. Независимо от сознания уткнулась лицом в стихию звёзд. В волнении тьмы напомнила об изменчивости времени. Притянулась суетой, нервы щекотала занозой разума. Страсти рвали сердце на части. Пред лицом бед предавала суть сущего. От страдания темнело озарение души. Досада жгла, мрачнел взор. Изводилась скорбью, совесть сокрушалась, опиралась на мудрость. Видящим сердцем веру спасала от ненависти, смывала печаль слёз, взывала к правде. Тоска точила мысли, душа не успокаивалась, без любови не жила, уму не доверяла. От усталости ложилась в судьбу наблюдать характер. Хотела дышать, в зрачки вселенной глядеть, но некуда было деваться. На тропе мучений плоть не вмещала душу, хранила в ней капли жалости. Пытаясь гасить зло, очищала кровь милосердием. Тело света рушилось, душа разнилась от рассудка. Возвращалась туда, где не дано быть тлену, сохраняла отпечатки из снов земной жизни. Сберегая страсти, угасала Луна, ожидала смысл рождения чувств. Отделившись от души, ум вернулся на Солнце, новь рассеивать лучи понимания.

            Знаки зароков

      Завязался в ветряной узел мороз, потускнели взоры зорь, померкла тень эхо. Горные вершины договаривались с возвышенной Луной. Знамением завета падали звёзды, осколками слёз ставили метки на скалах. В сумраке стонали ели, предъявляли условия. Обитатели дебрей согласовали жизнь с волей, смирились с изъянами внутри и вовне, пожирали друг друга. Хищник взошёл на каменный утёс покрытый знаками зароков с небом. Пред отвесной стеной на духу обещал, не истреблять малюток, не опустошать гнёзда в тайге. Творить добро сиротам, жизнь продлевать старикам. Беседуя с разумом высокого мира, зверь раздвоился бессмертием. Истинность ограничивала, лживость свирепела. Узнав наказ выси, запела синица в душе. Не клялась впредь, вперед пагубы смотреть. Примирилась радуга со шерстью облаков. Истрепалась вьюга в хвое сердца. Онемевшее время вздрогнуло, отринуло уныние в страх. Веткой весны расстелился ягель на копытной тропе. Зорко зорями за рога ведомая Луна поменялась на Солнце.

            Терзание безмятежности

      Звёзды вращались по закону вечности, в душевной смуте Луна доверилась небесной сути. Не веря оку похожему на душу, опирающемуся на бренный ум. Высь скрыла лик, оглохла к терзаниям. Сквозь тлен огорчения облаков похудела, сухие слёзы истёрлись, осушалась река горизонта. Закрывая веки, изгнанная Луна до удушья разинула рот, улыбка сошла с лица. Оскал бездорожья томился бездной, тень угнетения взмахнула крылом, совесть страдала. Ветер рвал из груди радость, в стенаниях восстала тревога. Мучилась в страхе, лишённая забот бессонница. От тоски темнела, гас свет очей, жизнь влачила в тяготах, огорчала дух неба забывшего истязание. Беднела доброта, скорбело нутро, мечтало исчезнуть бесследно. Изжив бедствия от проступков, безутешная душа не отзывалась. Оправдывая страдания, шагала по кругу памяти чувств. Поняла стихию создания мук, небо взяло на себя бремя надлома. Возвращаясь в высоту жизни, обрела рост спокойствия. Ради поступи без цели, без надежды на изменение. По кукушкиной росе в пеленах раскалённого багульника воспылала зарево, рассвет принёс свет милосердия. С болью в сердце, думая о судьбе Луна отблеск безмятежности оставила в духе.

            Копытная судьба

      Олень шёл пастись на ягельные луга. Не наступая на отметки хищных зверей, тропил стезю. У птичьей скалы опёрся на мох, глянул во мглу обрыва. По слою хвои углубился в лиственную чащу, притаился в кустах побороть страх. Сплетая судьбу с тропой, перешёл кочкарник. Победившие беспорядок диких скал стали маленькими деревья. Зашёл в дебри кедрового стланика пригнувшегося к камням. Поднялся на пик, распрямился во весь рост, исток неба лёг у ног. Качал рогами перья облаков, наперерез склона щербил просеку на костлявый хребет, насладился ароматом ветров. Губой прикоснулся к иссушённому руслу ледника, иней сдавил плечи, заслезились глаза. На рыхлый снег рассыпалась семена звёзд отпечатками следов. В пройму оборвалось тощее Солнце, показала затылок Лунная птица. Дым пожарища засмердел в хромую зарю. Из пекла гари копытная тропа потянулась по укрепам тайги в холод безвременья. Полнота бытия оставляла на душе неизгладимые знаки нескончаемой длительности поприща вечности.

            Венчание дождём

      Звёзды утонули во мгле, дух грозы уснул, молния воплотилась в лунный свет. Куполом грусти накрылась вершина. Ветер сменился, ручей умолк, замер зенит ночи. Небо легло для сожительства к невесте земле, но получило отказ. Бездна повернулась лицом вниз. Исхудалое облако, заплакало засохшим ливнем. Слёзы не став явью растворились в воздухе. Не окропили пустошь камей. Опустели распадки, иссох ягель, ушли в мечты тропы, рассеялись звери. Трудно дышала тень дождевого призрака. Дуновение гнуло раздор, держало в тесных объятиях свадьбу неба и земли. Видимостью привидения венец дождя, парил вслед за миражом влюблённых. Пустая жизнь не имела смысла. Твёрдый в вере ветер вспотел от хмурых шатаний. Искал приют под лунным крылом. Предрассветная морось оросила почву. Чувства развеяв в надежды, безводная твердь забеременела. Возвела очи ввысь, подставила бок взлетающей заре. На хвою упали капли росы, на бессочной коре кедрового стланика расцвёл увядший мох. В сердце супругов в никуда испарился силуэт водяного марева, дал жизнь и пищу всему сущему. Солнце уперлось сиянием в мать, лучами в отца и оторвало тучу от плодородной суши.

            Ногастый зверь

      В кромешной тьме притихла трава, роса обняла цветы. Предгрозовой высью задышал ветровал. Зашумела хвоя, застучал камнепад. Мох ладонью поймал каплю, нахмурится медведь, подумал о грядущей грозе. Молнией озарилась падь, закачалась бурей копыт, разбудила в подвластную унынию птицу. Беспрерывно полился дождь, высиживающую яйца в гнезде глухарку охватила дрожь. Падшим скитальцам угроза напомнила о сути огненной мощи. В ослепительном пламени рассечённые облака ощутили ничтожность, уступили дорогу ветру. Стрела огня вселила ужас в рогастого зверя, обратила в бегство волка. Разящим гневом зажгла знаки закона небесных дел в сердце. Поседевший олень поспешно укрылся в облетевшей листве. Рыдание осушило безродную душу, залегло во мрак прожилок обугленной скалы. Брусничный настой выпила межа. В бездне пустоты откликнулось небо мерцанием Звезды утра. Вздрогнула лосиха в кострище зари утра. Заклинанием ветра приласкала к груди оленёнка, как вылупившегося из яйца птенчика.

            Тление бессонницы

      Закатное набухание сияло сквозь ворох хвои, заря сняла серьги тумана в забытье покоя. Звёзды вплелись в заплечные косицы ночи. Вершина с горба скинула воронью тяжесть во всполохи оголённых зарниц. Путало ветряное отгулье, в ладони облака проснулся брезг Луны. Багульник распустил лепестки, сбились в стаю мечты о правдивой жизни. Заскрипел ягель, пересох ледоход у муравьиного юрта. Бездорожье дебрей занавесило проступок, в телесном зное обуглилось угрызение гарью бессонницы. Зачем и откуда шли, забыли хромые ноги ошельмованные щекоткой слухов. Обвитое стыдом сознание теряло ум, прятало очи охмурённые укорами. Соратник сердце бессмысленно спорило с распластанной душой. Дыхание сбилось, подступило к горлу рыдание, грудь горела, обнажая зародыш надзорной совести. Плавились щербинки зла в лоне сжатых зубов, отзывалась страданиями беспросветная истина. Свело челюсти скал в ущелье решающем поёжившуюся судьбу. Замкнутость безумия судила близорукость млеющих камней. Пугало забвение остуженное тело, отсвет терпения взирал вглубь утробного неба. Зарю ревновала тень сомнения, раскат рассветного утра взошёл родовым криком Солнца.

            Оленёнок-веснушка

      По судорогам ветра тальник метал серёжки птицами на поднятых рогах огулявшейся лунной оленихе. На наледи распадков время не ждало торопящуюся оттепель. Выглянув из туч, жгучий луч ослепил подснежник. Жертвуя жизнью средь кусков льда, цветок расправил лепестки в поклоне небу. Кровь заколотила в виски телящейся ночной свече. Округлый живот напрягся в родовых схватках, копыта раскинулись в стороны. Ручей туч загремел сквозь зубастые камни, сердца сов запищали на языке плодородия. При схватках распластанная важенка закрыла очи, ловила в чреве потуги. Расслабилась при отхождении околоплодных вод. В родовых муках отелилась оленьцом рассветом с глазами звёздочками утра. Подарку на всю жизнь заря дала заботу и веру в себя. Из слепых чувств метели средь неотесанных жердей солнечный чум оттаял в сугробе. С ног до головы изморозью покрытый оленёнок-веснушка полной грудью вдохнул воздух белого света. Собрав оленьи силёнки, припал к четырём сосцам вымени важенки Луны.

            Листопадный огонь

      Круг времени отмерив, звёзды слиплись в зените. Обрамлённое ресницами око Луны задремало у порога зари. Ночь ушла за пределы воззрения. Надорвалось отражение выси на пастбище беспамятства. У обочины тропы гроза опечалилась громом. Сдавив листопадный огонь, молния выжгла вознесённые изъяны. Иней лёг на виски скалы, облако напоило иссохший мох. Желания сдержались волнением. Измена скользнула по дыханию слёз. Негасимая суть морали глянула под ноги страстной мглы. Запнувшись о соблазн, оленёнок проколол копыто на шиповнике. Туман умыл парным молоком камни. В мерцающем томлении замерла тайга, эхо кроило прохладу ущелья. На краю паутины болтался продрогший ветер. Тень легла на грудь горы, сложив крылья в дупле, совушка пыталась уснуть. Со спины обнял взгляд из глубины сумеречного утра отмеренный предчувствием сердца. Незаметно улыбнувшись в ответ, в неразберихе разум поверил в чудо. Жест судьбы изменил порядок опадания хвои, на прожилках изморози будил чувства нетленной души. Приобретая запас жизненной силы, оленец губами цедил жар рассвета. Впитывал излучение света Солнца на восходе застывшего в аромате Вечности.

            Ветряная любовь

      Раздвигая летучие облака, колкая буря венчалась с кедром. Клялась в любви, мучилась безвыходной страстью. Луна остыла к утру. В бесплодных дебрях заревел приземистый медведь, волк вонзил когти в зарю. От страха у росомахи выпала шерсть. Заскрипели сучья, зашуршала шишка, от небес кедр наклонился в болото. Наполовину живой, сдержал вздох, корни затягивала трясина. Цепляясь в щели скал, распрямлял ствол, раздирал хвойные лапы в кровь-смолу, но ветер дожимал крону. Кедр пропитался насквозь водой, обдирал кору, замирал сердцем. Бессильно валился, ломал середину. Сердился в плену стихии, из рук ветра рвался к свету, доказывал родство. Ветер добрел, укрывал росой, качал под звездой, ласкал цветы, кедр воскресал. Сок жизни густел в верхушке поднявшейся выше топи, черной слезой стекал в птичьи глазницы. Стеснялся ветряной любви. У валежника трещал сухой хворост, шёл на слом в объятиях шторма. К глухим камням и мудрости скал возвращался обратно, клятвы о счастье терять безвозвратно.

            Вера в себя

      В свободном выпасе олень полагался на себя. Желал обрести силу, подняться выше и кочевать дальше. Несчастья случались не просто так, легко верилось в плохое. Пришли затяжные метели, олени голодали, не могли добыть пищу под коркой льда. Не веря в собственные силы, не верили неудачникам и предавали друг друга. Олень имел своё мнение, пагубные мысли гнал. Цель укрепляла дух на пути к мечте. Самонадеянно искал мох под снегом, копал лишайники. В него не верило стадо, он имел веру в себя, не сворачивал с направления. Спотыкался и вставал, не позволял роптать, поддерживал слабых. Сомнение равнял измене. Делать то, что боялся, разбирал удачные случаи из опыта. Сложные ситуации помогали стать ближе, учили осторожности. Верил в успех перед ликом вызова, наперекор здравому смыслу. Стёр копыта, но вышел на проталину покрытую цветами и ягелем. Первыми накормил стариков и оленят, страдающих от бескормицы. Скверное - называл судьбой, славное - случайной удачей, сделавшей невозможное осуществимым. Почувствовал себя счастливым, от веры на душе у него стало легко. Стал ценить себя высоко, звёздное небо предложило ему нечто большее.

            Поступь вперёд

      Путь в жизнь был один, перекрёстки страшили, тупики держали. Извечное слабело, нещадное увядало. Утратой других выживали хищники, травоядные погибали в покое. Погибель не существовала для живых и бездушных, подавляя страхи, уходила вперёд. Свершая круг неизбежности, душа возвращалась туда, откуда пришла, облекалась то в одну, то в другую плоть. У медведя не иссяк запал борьбы и странствий по чужбинам. Дух вечной заботы судьбой вёл вперёд, как тень Луны, без привалов к неведомым пределам. Размышлял, подражал, набирался опыта. Видел многое, не замечал мощь. Осекался и падал, любил и вздорил, мыслил и мечтал. Неизменно изменялся, считал сердце вечным для счастья. Пугала кончина раньше времени, бытие без смысла было ненавистно, но не мешала дышать. Проходил будни в поиске осознания добра и зла, времени и бессрочности. Зазор меж днёвками детства и дряхлости измерял тяготой шага. Причастную к сути жизнь рвал в клочки, но несчастья делали её длиннее заката.

            Краешек счастья

      Великая радость слишком ценилась и не давалась в объятия неискушенному глупышу. Уставший от хлопот олень, не ведал счастья и отправился искать его краешек, потянув за который, смог бы прижаться к достатку. От рассвета до заката слепо полз по горным тропам, уходящим за видимую кромку звёзд, но не мог прикоснуться. Менялись земля и небо, каждая Луна не была похожа на предыдущую. Закрыв глаза, оглядывался в мечты. Обнаружил лучистый свет откровенной зари. С рассветной поддержкой потянул за верхушку переменчивую власть судьбы. Проверяя на искренность удачу, скрытую в доброте, провидение вышло из злобных ухищрений ерунды. Сердце не сгорело в огне пережитых потерь, душа не сломалась духом. Жребий сломал рутины. Рискуя, словно птица с подбитым крылом, олень упал в глубокую пропасть участи. Отчаянно цеплялся за трещину, за щель и ухватился за куст шиповника, растущий на скальной стене. В муках надломил веру и осознал, что случайность везения руководствуется мудростью и живёт своей жизнью. В разуме ютилась причина страданий, ведущая к крайностям. Увлекая за собой шипы, ранившие в кровь душу за преградой увидел выбор возможности.

            Цветок с приданым

      Медведь бродил по ночным дебрям, успокоить страсти в душе. В тумане повстречал подругу. Ссорясь, не могли найти общий язык, думали, как завоевать сердца друг друга. Разум хотел соединиться по расчету, дух по любви. Жених сердился, не хотел угождать из выгоды, желал помогать. Наречённая спесь ублажала, кротко кусалась и вонзала коготки в того, кто необходим. Деверь ветер развеял порхающие крылья недоверия. Сваха Луна принесла свет-приданое на зарубки скал. Смелый молодец повёл подругу по лунной тропе, отражённой на росе, с неба содрал шкуру облаков. Сводня эхо пригласила звёздных родственников в гости, шурин рассвет заплатил калым золовке заре. Сноха утро проросла мхом, на кочках болота взбухли почки цветов. Доверившись судьбе, плодники укутались в огненную ткань лепестков. Не сравнились созвездия с красотой наречённой медведицы под венцом жарков в брачном наряде. Жених крепко обнял суженную, и она поняла кто желанный её. Свекровь Солнце думала не о себе, и невеста выбрала его в мужья. Тёща Луна приняла зятя-примака в семейную берлогу жены. Медвежья любовь таила неиссякаемую силу в кровеносных сосудах Млечного пути.

Читать книги о Тофаларии

• Читать книгу "Ленточки странствий"
  

• Читать книгу "Ловец Солнца"
  

• Читать книгу "Катышиндигеру"
  

• Читать книгу "Тропа в рассвет". – Иркутск : Артиздат, 2020. – 400 с. - pdf
  

В добрый путь

      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич