Дождь цветочных лепестков
Дождь цветочных лепестков
Олень кочевал по задумчивой вершине навстречу закатной заре, по тропе с обочинами заросшими цветами с зевающими ртами. Странник понимал силу баюкающих небес. Вплетал в лунные сны субъективные и объективные точки зрения звёзд. После дальнего перехода устал, присел отдохнуть под чертог нецветкового дерева жизни. Звезды сияли в жемчужной хвое кедра, таял радужный цвет, набухали цветочные почки. Ветер шелестел сквозь распускание чашечек о любви без потерь. Получив жизненные соки от корней, расцвели колоски соцветий венчиками гордости. Олень воспринял, лунным мерцанием опылённые цветы, как награду за рассуждения о величии чувств и трепет волнения. Думал об Утренней звезде, наслаждался убранством рассветной зари, летели мечты к пикам гор сияющих в лучах Солнца. Небо слышало биение горячего сердца, цветы кедра опадали на путника влюблённым дождём, он ногами топтал увядание.
Гриб лунной зари
Среди бурелома и валежника в шаге от бездны грустно вздохнула лиственница. Склонила к каменистой земле тяжелые ветви, тихо задумалась о судьбе. Стелилась ковром трава у корней берёз, обходила её стороной. На ветвях в лишайнике не вили гнезда кедровки. Чахли ростки заморённые густой тенью, завязь натыкалась на сухие иглы. Под своды хвои не струился косой луч. Не селился под колючими сучьями кустарник, без сверкания звёзд погибал мох. Твердела смола в древесных жилах, осыпался лапник, грозовая тоска ветром точила душу. Тучи отодвинули молнию от восхода Луны. Из лунной зари горбатая радуга уронила моросящий дождь. На искрошенных шишках-паданках зашевелился новорожденный гриб окружённый заботой прелости игольчатой трухи. У корневища проросла семейка сыроежек. Старая лиственница вздрогнула сердцем молодой невесты. С неведомой нежностью смотрела на рдеющие у подножия ствола алые шляпки на белых ножках покоряющих тайговые дебри.
Вселенная души
Звёзды, облака, ветер, дождь, камни, растения и животные имели жизненную силу – душу. Лунный свет вечно сменял Солнечный. Молодые побеги укрывали проталины. Снег скрывал опавшую хвою. Бренный мир покидающая плоть покрывалась чёрной землёй. Прах туманом взлетал в тучи, падал дождём, впитывался в камни, чистыми слезами вытекал из родников. Неистовый олень пил студёную воду, вспоминал Солнце-Луну в борьбе света и тьмы. Чередовались утро, полдень, вечер, ночь меняли семь дней лунного цикла во временах года. В поединках добра со злом олень обходил стороны света. Нелепо шёл к проведению, порядок и победа разума зависели от привычек отходить с путеводной тропы в узы произвола. Предки вещали, что жизнь предначертана свыше судьбой, дрожала плоть от чувств. Перешагивание границ успеха и бед наносило вред тайге равнозначный разрушению неба. Порочность давила живое существо, неверием веял мрак затмения. Посрамлённый возмездием олень радовался прозрению, не омрачил душу худой мыслью, дурным настроением. Помыслом сердца закреплял извечный разум в потрясённой вселенной внутри чуткой души - помощницы духа.
Уверенность в бессмертии
Выросшее на скале древо жизни с раскидистой кроной мечту вверило ветру и Солнцу. Сбежавший в хвою луч ласкал паутинку судьбы, ревнивый ветер гнал туман, свистел ненастьем. Сердцевина требовала любви, верное Солнце укуталось в тучу, дуновение выросло в бурю. Коварно гнуло ствол, вероломно отрывало корни. Исполин крепился, держался за щели, не отдавал плоды непогоде. Шторм свирепел, силы были на исходе. Сорвалась хвоя, от кроны остались голые ветви. Излом хвороста проткнул просвет. Удушье отличило смелость от милости, древо простило и забыло. Упование оставило право выбора, как поступить в пустоте. Надежда желала, чтобы всё происходило, как хотелось. В доверии к небу родилась вера, награда любви нерв обнажила, мощь ума подчинила душе. Поверило, что оголив древесину, ветер не иссушит бездонную слезу. В вязкой смоле, ветер изменил дыхание. Древу оставил убеждённость, что под лучом весны из душевной раны отрастут отпрыски к горькой пыльце влюблённых цветков
Волчья пасть
Горную цепь со скальными шпилями рвала пропасть грёз. Ледяные пики упёрлись в дымку сладких слёз. Тропа петляла в камнепадах, бежала по топи. Олень надорвался вдыхать облака. По тайге таскал непомерно тяжелые вьюки, ослаб и не мог убежать от волчьего счастья. Каюр испугался, что без оленя потеряет удачу и одел на него оберег - медвежью шкуру с головой и когтями. Пустил в покрове пастись на ягельник. Олень на всходах окреп плотью, душа горела в огне. Посреди заросших половинок небес всеядный медведь жевал черемшу, не замечал лохматое прикрытие. Из стеблей съедобной травы собрал силу волкодава и выбирался на немятый снег. Хищник заметил оленя, решил, что это медведица спешит навстречу собственной судьбе, Прибавил шагу, звёзды обернулись в стаю. Олень дал знак, что звери заблуждаются на его счет, видя на нём медвежью защиту. Копытом разгрёб пористый мох, успокоил никого не ждущее сердце. Проведя по загривку лапой, хозяин тайги учуял перед собой оленя, оттолкнул, повернул назад. Забытой тенью оскалил клыкастую пасть, расщепил от края до края нёбо полнолуния. Отражая Луну, волчьи зрачки предпочли разгрому - гибель.
Осмотрительность
Тайга пережила засуху, скрипели деревья, сохла хвоя. Олень просил дождь прийти с попутным ветром. Поднебесье почернело от туч, бурей разбушевалась гроза. Молния рассекла ночную мглу, отразилась в воде. Олень пытался поймать огонь на рога. Пламя выскользнуло, зацепилось за кедр, стоящий на берегу, вспыхнула шишка факелом. Выгорел мох и гнёзда птиц. Гром рассердился на световой удар за поджог чащобы, выплеснул из облаков моросящую слезу, потушил пожарище. Ливень утих, удалился собирать силы для шторма. Глухари бродили по гарям в поиске мест обиталищ. Ревел подпаленный медведь. По золе валежника, по пеплу на камнях сквозь дым изгарин олень шёл в поиске ягеля на вершину горы. Не было в иссушенном сердце надежды насытиться, утомились копыта ходьбой по головням. Олень не знал, что вода в ручье вскипела, выпил от жажды глоток и обжёгся. После травмы остерегался всякой еды. Стал осмотрительным в поступках, прежде, чем покушать дул на росу, чтобы не ранить душу.
Подвох злом
Вызывая трепет перед лицом звёзд, семя злобы всходило нелепой сутью. Развивалось к корню, всходило ростком, созревало плодом. Козни злодейства лезли в нутро, ловили в западню. Поглощённая подвохом падшего мира плоть страдала, ела зародыши лжи, кусала губы гнева. Несчастье, болезни, пожар, не урожай вызывали потребность в помощи, спасении и защите. В нужде и горе рождался умысел избавления. Сила воли могла спасти от мук совести, вера от напастей суда. Душа чуяла вину, различала доброе и пагубное начало. В земном бытии досадно ошибалась, не замечала недостатки. В любви к самой себе разрушалось сознание. Видела злость вовне, плутала по ложной тропе поведения, впадала в ухищрения. Не отвечала злом на зло, усмиряла скверну в помыслах. Тьма вреда подчинялась свободному волеизъявлению, рассеивалась светом искры блага. Чаянье добра будило жалость, млело пред очами небес, объединивших дух, душу и тело. Добро и разум вмещались в глубину духа ведущего к желанию раздолья. Со всех сторон окружённая безднами безумия, пристрастий, суеверием, робостью и стыдом увечная душа сеяла в сердце зачатки правды, взращивала милость.
Хладнокровие
Медведь-жених имел свирепый вид. Прохожие звери предпочитали держаться от медвежьей свадьбы подальше. Олень не заметил в лощине медведя сватающегося к медведице. Слишком поздно увидел затмение Солнца. Чуял подскок разъяренного молодожёна. От раздумий не бежал, щемило сердце, стыла улыбка, затаил дыхание. От ужаса упал на землю, прижался рогами к камням, решил - будь что будет. Спрятал душу под покров покоя. Взбешённый суженый, добежав до смутьяна, неожиданно для оленя, не порвал его на куски, не вцепился в шею клыками, уселся на небольшом расстоянии. Олень успокоил нервы, замер сознанием. Медведь жаждал теплой крови, готовился накинуться на недвижимое тело. Медвежья свадьба с шумом страсти поднялась по распадку на гору. Приотставший кавалер поспешил догонять невесту, оставив оленя невредимым. Стойкий олень перенёс испытание, сумел переждать опасность. Выдержка спасла от погибели. Хладнокровие одарило оленя венцом жизни.
Истязание гордостью
В тёплой золе всесожжения тлела сошедшая с неба искра. Она берегла силы, чтобы не угаснуть в золе, не задохнуться в пепле. В подброшенном хворосте искра ожила, к казанку поднялся язычок пламени. Огонь разгорался, кружился, вспыхивал внутри и вокруг костра. Пламя с треском разбудило пригоршню греющего света. Заполнили тайгу тени зла, заплясали страхи, разбежались по щелям. Пыл фырчал, норовя прорвать туманный заслон, сжигал нечистоты. Угли гудели, свистел пал, жалобно завывал пламенник. Дым искал общий язык общения с высью. На не допускающем затухание стойбище стало просторнее, огонь согревал лучше меховой шубы. Своей власти подчинив головешки, искра стала строптивой. Зазнайство распирало, ей стало тесно во всё поедающей изгари. Очаг угрожающе зашипел, огнедышаще затрещал и отстрелил искру. Устремив к звёздам запал горения, искра вознамерилась добраться до не досягаемого поднебесья в виде знамения сияющей молнии. Изверглась вулканом, отсветом упёрлась в закопчённое от сажи дно чайного котла. Жизнь зависела от меняющего облик солнечного рта. Удалив зуб окалины, истерзанная гонором искра смирилась.
Жертва огню
Мотылёк мечтательно порхал у горящего очага, доверчиво играл с искрой. Влюблённый в пламя, не понимал природу огня, трепетал крыльями, приближаясь к пылу. Жаркое сердечко костра рвалось на части. Изнемогая от чувств, мотылёк летел на зов горячих влечений. Из манящей вечности вернулся с ослепшим разумом. В немом бессилье понял, что свет от огня дарует душевные терзания. Неутомимый мотылёк вновь взлетел ближе к губам огня и закачался в жаркой страсти. Вернувшись с обгоревшим крылом, понял жестокость разлучной боли. В нежном поцелуе огня таилась краткость беспечной судьбы. Ветер прервал шелест опалённых крыльев, грудь сдавили муки. В раненое нутро вложил в сжатый миг. Не исправимо влетел между гибелью и жизнью в зубы золы, ярко выгорел в солнечной пасти. Погорелец вернулся в горечь тоски. Лишился возможности говорить о любви, сердце превратилось в уголь, оставив ум познавать душу. Дым поднял пепел, поведал весть о беззаветной любви к огню, упавшей на печаль изгари.
Тропа жизни
У оленя была заветная мечта и желание воплотить её в жизнь. Жаждал увидеть мир, но не мог покинуть пределы горной цепи. На краю вечности, добывал иллюзии на лунной тропе, Луна состарилась. Ваял грёзы из мерцания звёзд. Рассветная заря погасила путеводные светила. Ваял надежды из утренних лучей в указующий проход. Солнце закрыла туча, олень потерял колею, но оставил волю. Метель замела следы, олень не оробел, рогами высекал миражи из облаков. Пурга воровала воображение, от видений ссутулив плечи, олень сохранил желание к странствиям. Неверный поворот приводил к опасности. Кружил вихрь, олень не отдал надежду, туман отпустил гулять на простор, себе оставил воплощение. Во тьме лабиринта не прекратил борьбу, встал на световую стезю, вымыслы мнил из снегопада. В оттепель снег подтаял и замёрз в наст. Олень грыз выдумки из ягеля под сугробом. Таял лёд, олень терял цель, слаживал домыселы из первоцветов на проталинах. На лазейке обдумывал шаги, взор обращал в реальность. Менял направление и скорость ветер, олень устремлял стопы правды вверх. Шёл за своим сердцем по жизненному пути, в котором прятал почти рассеянное воображение.
Увечное сердце
Олень спотыкался о камни судьбы, ныли шрамы на сердце от вырванных кусков забот и отданных детям. Взамен получал вклады телячьих нежностей, заполняющие пустоты. Обломки разных сердец не подходили друг к другу, в груди оленя стонали зазубренные рубцы. Олень горько плакал навзрыд, на мелкие ошмётки рвал нутро, бьющееся без смысла и цели. Оленята бессердечно уходили вдаль, забывали предка, в душе оставались полые дыры, место для чувств терялось. Старик крепился, не ломался, ждал взаимности, остаток увечного средоточия болел изнутри, напоминал об избыточной доброте, которой делился. Кладезь мудрости стирал переживание, смысл надеялся, ответное внимание исцелит ссадины, единение вернёт былую умильность. Олениха от сердца отщепила дольку, вставила в кровоточащую рану друга. В ответ олень оторвал клок от истощённой сущности, вставил в брешь сердца подруги. Кусок подошёл, оттаяла тоска, выступили режущие края горечи, напомнив истину о смысле жизни для любви.
Ходячая хлопотунья
Куропатка не любила порхать, бескрылым созданием ходила по камням, но знала - птицы летают. Кукушка подбросила яйцо в её гнездо, она высидела его вместе со своей кладкой. Вылупившийся птенец рос, развивался, проявлял задатки взлетать из укрытия. Настойчиво просил приёмную мать научить его взмывать ввысь. Земная птица, твердила оперившемуся малышу, что он не оторвётся от скалы без усилий. Ветер крыльями шумел в облаках, птахи кричали в поднебесье. Наседка хлопала перьями, толкала воспитанника в бренный мир, чтобы он взмыл и почуял лёгкость пуха и силу перьев. Усыновлённый юнец понимал заботу. Привязанность к мачехе не позволяла улететь. В траве искал пищу, кусты служили защитой от хищников. Квочка позволила ему вылупиться из скорлупы на свет и старалась научить умению полёта. Взлёт птенца зависел от его воли. Для парения надо было обладать высшей одержимостью. Они взглянули в лицо огненной грозы, крыло молнии зажгло тайгу. Ходячая птица учуяла угрозу пожара, бегству мешали крылья. По-родительски взметнулась ввысь, личным примером подняла птенца в небо, реять над земными опасностями и разгулом стихий.
Хождение напрямик
Медведь достиг подножия горы, на вершине росли неисчислимые ягодники. Медведь решил с ветерком взойти к источнику удачи. На пик звёзд вели торные тропы мудрых решений, он выбрал срез без изгибов. Упрямо шёл вверх по ручью, но наткнулся в водопад. Отправился напрямик, упёрся на скальную стену. Сунулся наугад по душе, заблудился в каменной осыпи. При подъёме на ледник провалился в трещину. Побрёл напролом, попал в бурелом. Оказался на распутье и запутался окончательно. Обернулся к небу и спросил про короткий путь. Луна отрезала стезю к отступленью. Возвращаясь к началу выхода, Солнце росло духом. Медведь осмотрелся, пополз вперёд, открывать невиданные дали по бездорожью. Ветер летел сквозь грозовые дожди, медведь завяз в болоте, забыл конечную цель. Молния наизнанку вывернула тучу, медведя не таясь, ждала неизвестность. С честным сердцем, он открыл путь к богатству горной сущности и шагнул осознанно. Чутьё не возражало, ведущий к жизни путь, был искренне трудным.
Барс-птица
Обитающий на бесплодных кручах снежный барс, был жестоким хищником, но позволял с раскрытыми крыльями орлёнку восседать верхом на своём загривке. Кот поднимал лапы, забрасывал вверх хвост, надолго подпрыгивал вверх. Сверху видел, как козерог-мать родила бычка в присутствии росомахи и набухшими сосцами упала с уступа скалы. Нарушитель акта рождения подошёл к лёжке ребёнка. Выгнулось покрытое пятнами тело, с грозно открытой пастью барс издал крик жизни Солнца освещающего событие. Накинулся на пожирателя падали и детей, пригибая голову жертвы к камню. Он не растерзал матёрого злодея клыками, задавил лицом к земле. Свирепую маску со сморщенным в ярости носом сменил оскал угождения духу Луны-советника. Спасённого младенца усыновил, заботливо катал верхом на своём хребте. С любовью просвещал разум в отношении живучести. Травоядные копытные: олени, козероги, лоси и изюбри паслись на цветочных склонах гор, порой сталкиваясь с лютым изуверством. На мягких кошачьих лапах барс обходил вершины. Честно добывал пищу и светящимися в ночи глазами-звёздами следил за соблюдением отпечатанных небом законов гор.
Земля живых
Озяб зрачок Солнца, в инее завяла хвоя желаний, в борьбе со стужей остыли чувства. На древе разума запутались добро и зло. Скорбь щемила падшие души, олень попирал ошибки. Сердце леденело, шерсть проросла сквозь шкуру, олень грыз наледь, плакал навзрыд. К спине прижал отростки рогов, топтал временную бесконечность. Уповал на силу лика маточной Луны, водительство отчих звёзд, созидал самосознание верного стада. Сочувствовал слабым, взывал к помощи, поддерживал отступников. Тропил тропу по снежной пустоши. Во тьме осмыслил закон различия милости от пагубы. Искал начало и конец милости в понимании сути. Делал благо от неба, оно исполняло мечты. Душевное древо плодоносило мыслями. Вкушая упавшие на землю дар духа, прозрела совесть свободой от сожаления вины. Знамением радуги вернулся свет на пастбище жизни, роса напоила соком корни, распрямились цветки, вера укрепила надежду. Олень перешёл из тирании холода к солнечной воле заветных отношений.
Оглядка хищника
Волк растерзал множество оленят, поверг в смятение и слёзы маточное стадо. Хищник придавил грудного телёнка. Дитя-сосунок чуя погибель жалостливо заскулил, у волка проснулось угрызение совести. Оценил зло коренящееся в сердце, стал каяться. Решил признать грех, не мучить малюток. Умилилась душа, волк пришёл в себя. Загадал жить по правилам, потащил издыхающее теля к медведю-туче, просил сотворить отходную. Медведь начал поминальное рычание. Волк изучал нутро, унывно плакал, чужая плоть лежала у ног. Надрываясь, медведь перечислял загубленные души. Волку случилось на полном вдохе оборвать дыхание у уймы детёнышей, печаль тяготила загладить вину. Медведь причитал о возмездии, волк желал примирения с отвергшим лицо небом, слеза очищения меняла разум. Для сохранения поголовья, воздержался от еды. Завтра не оглянулось, мимо шло стадо с подтёлками на травяной откорм. Малец вскочил и побежал за матерью. Волк переминался с ноги на ногу. Медвежьи бока распирала сила, тягучие рыдание не кончалось. Потери чувств тонули в желчи сожаления. Волк не выдержал и зарычал, делая выбор, из-за упрёков остаться без пищи или утерять радость искупления.
Ледниковый кипун
По таящему льду хлестал ливень, стекал в ледовые трещины. Ручей забыл, что обязан рождением леднику, чересчур раздул льдистое ложе. Пронзив мглу скал, заносчивая стремнина утратила скромность. Струя вознамерилась стать полноводной рекой. Кипун расширил русло, разбушевался на перекате, подточил берег, размыл корни деревьев, шугой разрушил утёс. Дождь утих, изменился в морось. Ветер разогнал тучи с вершин, заснеженный покров осветили звёзды. Иссяк строптивый поток, ледоход оказался пленником. торосных полей Мечта превратилась в грязный омут. На застойной отмели ручей оценил жизнь, презрел выгоду, но не смог побороть себялюбие. Стал течь соответственно оттепели души. Не давил дух тайги, заледенел сердцем. Вспомнил путь бурной мысли. Просочился сквозь размытый припай совести, бликами ума засверкала волна. Водоток плутал средь насыпных глыб, в седловине ущелья свалился водопадом. Солнце зацепилось лучом за уступ, канал отдал талую воду ледника лунному уклону.
Чистосердечие
Семья зарянок свила гнездо, но не получала потомство. Горностай разорял обиталище. Сорока воровала яйца и вылупок. Отчаявшись добиться приплода, пташки отправились за советом пожилой совушке. Добравшись до дупла, просили научить их без риска высиживать птенцов. Выслушав горестную историю, умная птица учила помимо желания и старания к высидке приложить чистосердечие. Не ставить своё я над целями сородичей. Душевно относиться к снесённой кладке, постоянно заботится о ней, как о самой дорогой ценности. Искреннее тепло сердец способно вдохнуть жизнь в развитие зародышей и освободить их от яйцевой оболочки. Окрылённые надеждой зарянки отправились в обратный путь. Снесли новые яйца и принялись бережно ухаживать за ним. Полные любви и нежности оба по очереди сидели на яйцах, стойко переносили ненастье, не роптали на напасти, охраняли от хищников. Время высиживания прошло. В постоянном бдении, вера и терпение зарянок были вознаграждены. Яйца треснули и раскололись, из скорлупы выглянули пушистые головы крохотных птенчиков. Зарянки полетели искать разевающим рты проглотышам пропитание. Слётышей ставили на крыло.
Неизгладимый след
Олень жил по совести, очищал сердце от помыслов, но ему снился сон, будто он наследил на медвежьей тропе. Клыки волка шрамом легли на душу. Сквозь туман мелькали картины прожитой жизни, оставляя на лике морщины. Открывал истину жизни, тянул рога в небо, оглядывался на оттиски зорь. Дожди смывали ведомые тропы бед, ветер заметал последствия бесславия. Страсти на половину изжил, слёзы в очах узрел воочию. Запутал отметки на пути матёрого зверя, надеясь остаться в живых. В закоулках звёзд столкнулся с Большой Медведицей. Свет струился с небес, всё смешалось в сознании. С испугу лягнул тьму, прочь побежал по лунному следу на росе. Душили боль и испуг, олень боялся радости, создающий рубцы в характере. От терзаний сверкнула на виске седина, он осознал жизненный смысл. На камнях тянулась цепочка следов от копыт кочевого стада. Рядом с оленихой растратил жизнь, поверив в мечту оставляющую след от сильной любви. Олениха помолодев душою, в утробе несла оленёнка.
Навьюченный волк
Владелец кочевал верхом на олене. На стоянке разжёг костер, оленя отпустил щипать ягель. Волк мучился рабством тления и вонзил клыки в оленя. Цедил кровяной закат олень, со слезами на глазах просил зверя не спешить. Уверял хищника, что скушав плоть, завтра он опять будет голодным. Пригласил волка на стойбище, где ежедневно пекли лепёшки и коптили добычу. Олень обещал волку, если не растерзает его, в стаде будет жить сытно. Волк поверил, согласился идти в гости к оленю. На становище, волк заметил, что у оленя на боку истёртое клеймо раба рабов, спина в гнойных шрамах. Волк засомневался, от лёгкого бремени истиралась шкура. У чума-жилища хозяин подал оленю лакомство соли, надел на становой хребет седло неволи. Нагрузил вьюки с грузом и отправил в трудовой путь. С равными правами волку подали кость, одели ошейник ига. Зверь обомлел, мотнулся взад-вперед, не желал пожизненно служить рабочей силой. Раб греху гордо сбросил хомут. Побежал по тайге с пустым нутром, не пошёл по тропе завьюченным. Невольник стаи от лжи повернул к небесной истине ради свободы волчат. Волк завыл на Луну, личная ответственность перед логовом зазвучала эхом.
Болотный вздох
Всеядный медведь бродил по тайге, питался корнями растений и ягодой на кочкарнике. Жир нагулял для зимней спячки, решил вытащить лося застрявшего в болоте и вкусить дохлой плоти. Чуя опасность иждивения, ворон напоминал быть внимательным. Каркал держаться тропы, по которой пришёл, справа была няша, слева трясина. Самонадеянный медведь не находил разницы между ними и провалился по пояс в вязкую жижу. Не мог шагать, лапы проваливались вниз, тина засасывала. Барахтался по горло, увязнув в грязи, уныло томился. Мыслил без паники, прощаясь с жизнью, думал, как её изменить. В трясине дольше мучился, в топи быстро задыхался. Раб падали душераздирающе стенал, узрев знак надежды безразличного Солнца. Желая облечься в небесное логово, жалко вздыхал об усыновлении. Ворон сел на ветку тальника и согнул её к когтям и клыкам. Ухватившись за соломинку, бедолага выбрался на сушу. Тесными оказались врата и узок путь, ведущие к духу жизни, немногие на нём дышали полной грудью и радовались судьбе.
Истязание чувств
Началось листопадное время. Сурок жил в вечном кошмаре, заметив опасность, вставал на задние лапы, свистел про любовные муки. Таскал для семьи на запас в кладовую отборный корм, озирался вокруг. Мохноногий сыч сидел на дереве и ухал. Испытанный огнём и водой сурок трясся от ужаса. Без лишних обещаний настороженно выскочив из временной норы, высматривал вкусную листву. Без обуз терпел сверх сил гнёт страха, переносил искушения чувств на прочность. Торопился покушать и уйти в супружескую спячку. Ветер пронёсся по увядшей стерне, заботливому зверьку не хватило смелости укрыться от мнимой напасти. Опрометью суетился в разноцветном дожде опадающей хвои. До помрачения разума пугали перемены погоды, кусали заморозки. Медведь собирал шишку-паданку, волк ждал, пока загустеет подшёрсток, лиса грелась на Солнце, в небе парили хищные птицы. Одержимый страстью бегал по косогору к зимовочной лёжке. Рискуя вырывался из когтей, ускользал из клыков. В ум боязнь в не вселилась, плоть не погубил испуг. Супруга разодрала душу надвое, сердце укрепила прочностью семейных уз. В уютном гнёздышке от ненасытной жажды счастья сурки полюбили тишину.
Огненнокрылые звёзды
Туманом обласканный закат в укладку небес сложил огненнокрылые звёзды, загадал мечту на лунные лучики. Порождённый всполох невпопад осыпался искрами. Сажей ночи усыплённые горы увенчались оперённой радугой. Потеряв призрачный покой, непроглядный сумрак ушёл навстречу облаку. За оленем не разбирая троп, брёл разбуженный медведь-шатун. Зарница гнездом поменялась с громом, молния снесла яйцо в туче. В пригоршнях дремот высиженная Луна выпорхнула в зенит. Окрылённое светило несло небесные гостинцы к земле. Радушие засияло в вечно новой душе у Полярной звезды. В игре теней замерцал семицвет, льдинками на дне засинела оттепель. Капелью простуженный медведь сбросил с плеч зимней сонливости груз в подтаявшую снежность. Под раскидистым кедром склонил голову, попробовал вкус забытых ощущений весны в чашечке первоцвета. Стал несдержанно грезить об открытых воротах жизни с рыжими веснушками мхов на дальних хребтах Млечного Пути.
Слёзное озеро
Солнце разрезало лучом зарю, в сумерках утонул закат, затмение предало мгле Луну. Обрушился край скалы, перекрыл вход в котловину. Иссяк ручей, вытекающий из ледника, питающий водой птиц, животных и ягель. В дыханием сна высохло цвета неба слёзное озеро. Засох ягель, завяли заросли кедрового стланика, похудели олени. Птахи в страхе улетали прочь через отвесные стены. У засохшего дна медведь напрасно искал влагу среди песка. Плыли воспоминанья в душе, медведь ревом ревел, утопал в слезах, просил звёзды не оставить горы в беде. Рыл сырой щебень на месте истока, горечью питал капли горя. Копал в темноте, терпением наполнял до края русло. Учился видеть смысл, где его не было. За веру желал получить спасение, продолжал ворошить порыв из каменных брызг. Питаясь росой и сухой корой, ручей просочился сквозь камнепад к холодному отсвету разума. Тень ушла с лика Луны, озеро стало чище, впадина богаче, надежда крепче. У медведя окреп медвежонок. Безрассудно доверял тому, чего не видели другие, в награду за веру замечал то, о чём догадывался. Умилением облаков умытую Луну, из помрачения сознания возвращал к озарённому осмыслению небес.
Беззвёздная ночь
Перезрелое солнечное семя закатилось за горизонт, залило раскалённой страстью зачатки облаков. Обожжённая огненным поцелуем заря, затмила Вечернюю звезду. Черной стеной сомкнулись скалы, в сумерках исчезла нить тропы. Судорожно глотала камни река, протёрла глаза болотная сова, нервно вертела ушами кабарга. Пытаясь рассеять мрак, олень не ушёл вдаль. Бесцельно блуждал по ягелю, в душу оседал метеоритный дождь. Олень вспомнил то, хотел забыть, мечтал изменить жизнь. Ветер молчал, дрожал полукруг растущей Луны, падали звезды излучая мрак. От похвальбы собака надавила на ощутимую мозоль. Таёжник у костра из опавшей хвои сплёл амулет снов, поймал мечты в ладошку. Тронув пустоту, искра закатилась в дым, стирая грани дозволенного ночь потемнела на стезе к заре, выгорела в рассветной прохладе. Из утробы тени пророс сеянец Солнца, стебелёк света зацепился за каменный узор, завязь распустилась цветком утра. Луч истины озарил сверкание капель росы над бездной тьмы.
Твёрдая стойкость
Странствуя по крутым горным склонам, таёжник падал и поднимался, спотыкался и взбирался и пришёл в отчаянье. Остановился в раздумье, тропа оборвалась у выступа утёса. Страх и сомнения сбили с пути слепое счастье. Осознал отсутствие памятки, ведущую к воплощению задуманного в жизнь. Уповая на небо, не повернул назад, увидел след, свернувший за скалу, но вскоре угодил в каменный мешок. Таёжник осмотрелся, в скале нашёл щель-выход. Тянулись тупики и обрывы в путаном пути. На вершине мерился силами с ветром, блуждал в снежных тучах. Терпел лишения, изнурялся трудом, опасался хищников. Тонул в болоте, осекался на камнепаде, изнемогал заботой. Чуял тепло Солнца и холод Луны, не обходился без доброго огня, пищу готовил на костре. Чем дальше шёл, тем шире открывался проход к призрачной цели. Разум видел промахи, исправлял их волей. Устремлению вверял сердце, вера жаждала стойкости. Размышляя, разум созерцал мир со всех точек зрения, ценил, что от жизни получил. Ошибка вела к истине, упадок делал выносливым, трудность прибавляла мощи. Характер вырабатывал без недостатков, мечту воплощал в реальность.
Подорожник
Суховей рвал плоть тумана, на скалы сметал горечь слёз. Заря терзала увечьями острые рожки Луны одиноко шедшей по небесным хлябям. У черты сумерек Звезда утра обожглась о рассветный луч. Головёшкой упала вниз, не выгорела душой в пепел. Склонила тлеющий уголь к земле, устала плакать навзрыд. Сердце стыло, превратилось в кровавую каплю, дрожь пробирала до шлака, слёзы срывались с искр. Печально побрела в бремя цветущих распадков и окончательно поблекла золой. У таёжной стези под высокой травой встретила подорожник. Цветок утешил дух прохожей звезды, заслонив листьями от солнечных ожогов. С лепестков охлаждённой влагой исцелял страдания, отмыл невзгоды. Звезда обрела душевный покой. В мире ожиданий отболел жар мучений, звезда ободрилась. Оживился пыл пламени, ищущий вехи на пути ввысь. В зените разверзлась мечта, связав удачу со стезёй разлуки. Тенью шла навстречу судьба, даря надежду, вела к истоку правды в багряной заре. Устремив взор на окрылённую звезду, подорожник окропился вечерней росой. Взошедшая звезда тихо разнесла по ветру семена света подчёркивать красоту рожек Луны в кружевах неба.
- Кочевые гнёзда звёзд
- Звезда кочевой судьбы
- Лунная колыбель души
- Горизонт окрылённой мечты
- Лучистая радость рассвета
- Золотая тень равноденствия
- Отсвет заоблачного очага
Читать книги о Тофаларии
В добрый путь
Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич
