Раскрытый во времени ветер

Версия 11:54, 10 мая 2024

            Раскрытый во времени ветер

      К закатной черте небосклона прижались вершины мглистых хребтов. Неуловимый чутким слухом сквозняк развеялся. В пространстве пустом полыхнула грустно зарница. Окаменелые тучи вздрогнули, от бесчувственной дали невидимый дух принял приглашенье. Раскрыл птицей крылья, пытался приручить время, разделить с ним путь. Сбил с копыт оленя, бросился сквозь ущелье, обрушился камнепадом. Шальным порывом лавины понёсся навстречу грозе. Отбросив сомнения души и тела слились, вместе искать счастье. С колен поднялся гром, молния кольнула душу дуновения. Глупо влюблённый ветер мечтал забыть огненный поцелуй. Время заживило сердечную рану. На стезе нисходящей вниз шквал гордость отбросив, к груди прижал рассветную звезду. Из пёстрых видений неба зёрнышко Солнца проросло росточками в вихревом пламени зари.

            Крылья мечты

      Больше всего на свете оленец хотел летать и мечтал отрастить перья. Подпрыгнул навстречу к падающей звезде. Загадал желание, на вырост невидимых крыльев мечты. Лелеял надежду на успех. Окрылённый малыш приподнялся к таёжным собратьям: лисятам, волчатам и медвежатами. Уповал на дружбу при разделе добычи. Лис отпихнул волка от пищи, тот толкнул медведя, тот поцарапал обидчика. Волк в отместку зарычал и укусил истязателя. Бранясь, живодёр сдавил оскорбителя, словно тяжёлый камень они покатились с горы и ударились о невидимое крыло оленёнка. Сломали маховое перо. Чем больше оленец чаял облаком парить по дебрям, тем чаще бранный рык, хищное зло врезались в сердце его. Сокровенная поддержка за спиной теряла невесомый пух, опыт тянул вниз, отражение виделось в падении. Потаённость зависла, опустели думы в сомнениях, стремление рушилось. Подстраховка судила о полете грёз. Дышала мечтой ставшей судьбой. Виденье смысла жизни угнездилась целью в душе.

            Должник медведя

      Таёжник кочевал по горам за стадом. В предрассветных сумерках на лунное пастбище приходил волк. Опустив голову, вздыбив загривок, взгляд устремлял в сторону хворого оленя. Уклоняясь от обрамления рогов, цеплялся зубами в бок. Бык ревел, приседал, тащил смертоносную ношу. Хищник устал, отцепился, набросился и вновь отскочил. Олень перешёл в атаку. Сзади накинулась волчица, копыта оленя окрасив шрамами. Стая скалилась, бросалась, отпрыгивала, обходила, испытывало жертву на прочность. Поворачивая голову с рогами, олень колол врагов. Звери выли, рычали, хрипели, лизали текущую кровь, накусывали ноги добычи. На запах страданий прилетела сорока и застрекотала. Шевеля ноздрями, бедолага прилёг на мох, дикарь вцепился в горло. Волчица бросилась на подмогу, ухватилась за нос. Боль сковала дыхание, мученик рёвом просил пощаду у птицы, проводника в иной мир. Крылом отпущения упущений укрыть очи, дать достойно посмотреть в лицо закатной Луне. Таёжник запомнил живодёра, отогнавшего сороку - носителя оленьих душ, решил с него не взимать долг. Простил волчару, пусть медведь с него взыщет повинную лепту, виноватый волк стал его должник.

            Мгла междумирья

      Ветер смёл в закат зыбь миражей, потухла муть снов. В просторе дуновения затерялся олень. Во тьму междумирья опустила крыло Звезда вечера, затих шорох хвои на тропе, под ногой грустно скрипнул камень. В плаче осеннего дождя зарыдала сойка о разбитой мечте, Луна не звала её по перелётному пути. Время вело дух над родниковой водой. Лик Луны растаял в туманной утробе ущелья. Впереди мерещился отдых, Зябли ноги. Олень соскользнул на след напряжённых усилий. Глодала ненасытная мысль. По кругу пути нет, пройдена невозвратная точка. На границе льдов утомление стало обречённостью. Жгла боль, жалило наваждение, сердце чуяло тень, бегущую по пятам. На перепутье испил росу из кровной чаши судьбы. С каждым глотком ощутил основу задумчивых обещаний. Оценив душу, дал имя светилу осветившему рассудок в метаниях мглы. В небесную высь проросли крылья Утренней звезды. Дали надежду рассвету истину различить ото лжи. Солнце в вечность послала лучи. Высмотрев счастье, запела птаха.

            Стихия неведения

      В звёздной стихии вселенной отразился полный изобилия земной мир. В тайге ожили животные, растения, вода, камни, ветер, облака. В бездне бессмыслицы роковая случайность дозрела до мысли будничных связей. Ощущая нечто, судьба оленца соединилась с окружающей средой. При всплеске хариуса, взлете орлиц разум старался понять дух собственной сущности. Разбирал здравый смысл: от чего блага и к чему сны, мысли, мечты. В общении искал значимость сути бытия, получал чувственность души. Ловкость и наивность дарили душевные улыбки и слёзы, огонь сердца страх и покой. Сущее знание, истина, потребность вели к результату, но за пиком восторга шли упадок и равнодушие. По ту сторону жизни в бездне безмолвия слышалось чуждое рычание от усилий духа. Психоз выживания протекал в борьбе за свободу кочевания, у хищников за власть над их плотью. В жестокости звери не ведали вред быть и жертвой и извергом. Участь оленей и венец волков были одинаковы, погибали и те и другие, как одно дыхание. Во всеобщем неведении рождающим суету не было преимущества хищной стаи перед травоядным стадом. Оленёнок подрос и свернул с тропы рискуя вернуть бессмертие.

            Отчаюга-наивняк

      Выйдя из берлоги на освещённую солнцем проталину, медведь имел запас жира и не отходил далеко от зимнего пристанища. Затаилась Луна в багряных лучах. В дремучих дебрях заблудился оленёнок, плутал и вышел не на место, где родился, а к хозяину тайги. Наивный малыш не оробел при виде зверя. Приняв его тень, за свою маму, несмышлёныш подошёл к мохнатому хищнику. Ласково заблеял и уставился на него широко раскрытыми очами, полными безграничной любви, кротости и восхищения. Миша принял его за охотничью хитрость - приваду и хотел растерзать. Ошеломлённый доверчивостью, не оцарапал телёнка. Неопытного простака, могли использовать коварные недруги. Не привередливый в корме медведь пометил задирами кору кедра и осмотрелся, они были одни. Недовольно ворча, развернулся и пошёл прочь от глупого дитя. Питаясь вытаявшей из-под снега осокой и чагой, побрёл в поисках падали. Оленец по кочевал вдогонку. Подбирая пушицу в черничнике, чувствовал себя в безопасности.

            Знойная засуха

      Не доилась доля Млечного вымени. Высохло горло Луны. Поздняя весна прогрела бездождные звёзды. Разгулялся суховей. Беспощадное Солнце высушило хвою, испарило снежный покров. Каменистая тундра лишилась запасов влаги в почве, пожух мохово-лишайниковый полог. Тайга остыла, гибли влаголюбивые кедры и пихты, не уродили брусника и орех, начался голод. От жары и бескормицы страдали звери, жажда жгла сердце, плоть ввергла в прах. Камни накалились, осока потеряла сок, обмелели ручьи, хариус не метал икру. Хищники жили в долг. Падкие на соблазны падальщики брали от жизни всё - здесь и сейчас. От напряга суетился олень по роняющей завязи кашкаре. Просил надземный свод оросить глотком дождевой росы. На солнцепеке олениха нянчила оленца. Сосцы усохли, пропало молоко. Выделяя смолу, сеянцы боролись с жуками-короедами. Сухостой поедался стволовыми вредителями. В высокогорье пришли шелкопряды, по опавшей листве медвежьей поступью шёл огонь пожарищ. Страх мешал покинуть осыпанные склоны в поисках молодой поросли кедрового стланика. Из сырых глубин корнями достающих воду для жизни.

            Вестники счастья

      Таёжник ковылял по тайге, на судьбу пенял и к нему приблизились прозревшие души. Каждая из них желала выразить что-то особое. Человек не спешил стать участником чувств не раскрытых до конца и прошёл мимо их. Под тяжестью вьюков отчаялся изнурённый олень и встал на перепутье. Луна окаменела. Ветер стал вразумлять маловера и тучей затруднил перелёт диких варакушек, сбил их с пути. Стая сделала остановку, укрылись под кедровой хвоей, заполнив становище. Таёжник посетителям подал пищу: ягоды, орехи, оленье молоко. Званцы склевали их досыта. Поняли, в гостях можно отдохнуть, остались переждать непогоду. Ночью разыгралась буря, радушник не выгнал птах под дождь. Ухаживал за ними, грел в чуме. Утром проснулся и узрел окрылённую зарю. Внятное небо не давило на плечи, кедры сияли свежей хвоей, на стоянке чисто и сухо, кормилец-олень взбодрил дух. Учтивец догадался. Вестники счастья расплатились за гостеприимный постой и открыли тропу к мимолётным мечтам.

            Суждённый выжить

      ад вершиной туман сросся с тучей, случай отступил в бесконечность. Медведь отмерил ходовую тропу. Свои поступки оценивал строже дел прочих хищников. Укоренный, не выносил строгий суд зверей, измеряющих его иной мерой. Гроза тайги вкладывал в когти земных критиков собственный вершок рока. Удел огорчал, судьба жребия правила участью. Вдоль и поперек измеренной косой саженью и отмеченный милостью одряхлел. Иссохла чаша Луны, угас уголь Солнца. Брезгливые должники не подмечали неизбежность. Немощно проходя мимо кедрового стланика, испытывал Миша радость, видя на мху упавшую с веток шишку-паданку. Сил не было забраться на дерево и сорвать спелый плод. Под презрительным взглядом подбирал с камней огрызки надкусанные мышами. Лёг у лап бурундука и вручил ему своё провидение. Поприще их было попутно и порознь. Гордый зверёк, мал и слаб, не подбирал падаль. Полёвки презирали его на останках. По следам пустой вечности спотыкался, судьбе стало не до бедолаги. Из последних сил раскопал бурундучью кладовку. Орешки сыпались сквозь клыки в пасть, жевались до отрыжки. Суждено стало выживать вместе Солнцу и Луне.

            Пересмешка подрожалка

      Усохшей Луне снилось небо. Невзрачная на вид птаха подражала голосам собратьев. Повторяла пение сойки и кедровки, свистела на манер синицы, пародировала глухаря токующего на окраине бурелома. Имитировала крик совы, летящей под бездной звёзд, дурачилась клекотом ястреба, парящего над тайгой. Незрелое подражание длилось всю ночь, сильно всем надоело. Неказистому пересмешке на это пеняли с разных сторон. Бедного пернатика клевал ворон, вонзал когти сарыч, давил сыч, рвал филин, щипала куропатка, перо не пожимала сорока. Урагус перед чужим щебетом трепетал сердцем, не жалея себя на звуки взлетал, клюв разжимал, обогащал звучание чужим клёкотом. На рассветной заре во время ухаживания ощипанный подражатель расправил крылья и распушил пух. Защебетал собственным голосом мелодичную песню о пожарище в душе. С восходом Солнца период учения для длиннохвостого снегиря закончился, он стал ведущим певцом, перед которым согнулся в приветствие сладкозвучный тетерев.

            Шелковистый соболишко

      Вечерняя звезда укуталась в одеяло туч. Медленно просыпалась вялая Луна. Перед промыслом соболя, таёжник в честь покровителя удачной охоты, жёг чагу, лил чай в огонь. По пути избегал встречи с волком, обходил выводковые убежища. Проверял обметы на тропах, замечал следы на снегу. Ловкий, подвижной, крепкий зверек вёл сумеречный образ жизни, иногда кормился днём. По свежим отпечаткам человек нашёл его. Соболь перебежал завалы валежника и россыпи камней. Запутывал запятки у корней. Искал мышей, проверял запасы. К утру заскочил на дерево, удобное для обстрела. Потёмки не позволяли его увидеть. Соболь прикрылся от прицела стволом кедра. Тьма сторожила его от побега. Сыч пугал криками, удерживал в хвое до рассвета. Утро зажгло костёр зари, соболь упал за пазуху. В зимовье соболятник ободрал соболишко, выдернул когти. Шелковистую шкурку расправил на прутиках, согнутых дугой. Мясо не ел. Тушу положил в дупло на Утреннюю звезду, устроив гнездо из сухой травы, чтобы не растащили белки. Придал положение спящего животного со сложенными накрест лапками. Взошло Солнце, бездомная душа соболя ушла спать с закатной Луной в расщелины скал.

            Тщета тщеславия

      Тщедушный олень взбирался на снежный пик, потратил на восхождение почти всю молодость. Через недоверие перевалов, лавин, ледников, обрывов преграждающих путь неуёмно шёл к славе. Одобрительно улыбалась заря. Ночью засыпал на скале, утром просыпался с мыслью: достичь сияющую льдом вершину, оттуда взглянуть на величие мира. В итоге достиг мечты. Загордился от сознания безмерности усилий. Открылся вид на тайгу. Чужие души и сердца лежали у копыт, подтверждали его превосходство. От счастья плакал, песни ревел, попирал ногами шаткое бытие. Оглох от похвал ветра. Вообразил, что все им восхищаются. В гордыне не признал мудрость Солнце. Корысть неловко запнулась о смиренные Луны. Подвиг обернулся падением в бесславие. Пропасть непонимания усреднила цену достижения. Тщета тщеславия не давалось зря, напомнила об искушении одиночеством, ведущим никуда. Безупречная игла горы сияла ослепительным светом, у подножия лежали камни разума до дна глупости.

            Шалаш постель

      В ущелье темнело рано, в снежную бурю не видел тропу олень. Выживая в зимнюю стужу, таёжник выбрал место у кедра. Быстро строил шалаш-постель, к поперечине крепил лиственную крышу. Покатый наклон защищал от метели. На лапник иголками вниз стелил постель из опавшей хвои. Из закута взглянул на закат. Потащил поваленные сухари не дымящие при тлении. Очистил сухую траву под настом. С подветренной стороны берестой развёл огонь с помощью огнива. От непогоды спасал жаровой костёр, разложенный снаружи против входа. Дремал и следил за затуханием пыла. В охапку скрипучих туч прилегла отдохнуть Луна. Ветер сопел, раздувал пламя, вздымал искры, уносил к звёздам. Тлеющий подъюрлок сох по мере прогорания. На него засовывал брёвна целиком, прижимал друг к другу в два яруса. Дрова не валились в сугроб, горели тихо без гудения. Обгоревшую часть подвигал дальше и залазил вглубь лежбища. Укрытие отражала тепло. Немного согревшись, беспечно задремал, доверившись навечно судьбе. Ночные страхи ушли. Разбудил свет зари, упавший на лик. Трескучее Солнце оделось в рассвет. Остывший чай подогрел на остатках углей.

            Совиное междулуние

      Новый год начинается осенью. Сентябрь - бурундук собирает шишку-паданку, изюбрь яростным рёвом подзывает невест. Октябрь - ягодный медведь, залегает зимовать в берлогу. Ноябрь - рысь гонит соболя по глубокому снегу. Декабрь – козерог удлиняет долготу дня на скачок синички. Январь – от луча восходящего Солнца у порога волчьего логова тает снег, день растянут на шаг кабарги. Февраль – лисица караулит у норы сурка. Май - травяной медведь вылез из логовища на подушки зеленых мхов собирать черемшу. Оленёнком телится оленуха. Июнь - олень с травостоя со злаками, осокой и баданом выходит к зарослям карликовой березки. Июль - куропатка выводит птенцов в маральники, кедровка клюёт зрелую жимолость. Август кормит пушных зверей брусникой, сойка клюёт чернику, белка укорачивает дни на шаг полёвки. Месяц делится на начатие младолуния, беременность, кормление грудью звёзд молоком, увядание в междулуние. Рождение плода Луны по родовой колыбели неба видит сова чрез пух оперения.

            Бусинка-слёзка

      В коробочке из бересты лежала россыпь бисера. Из камня и стекла, разные по цвету и по величине шарики толкались в тесноте. Пытаясь выбраться наверх, ловили тоску сверканием очей. На возню, смотрел коростель, не моргая брошками угольных глаз. Птах когтями навесил бусинку-слёзку на нить паутины. Бусинка не жила в воздухе и благодарила судьбу, подарившую случай понять свой путь и обрести себя. Издала шуршащий звук, задела росу на цветастом ковре. Заплакало небо, днём в гости пришла Луна закрыть Солнце. Горошинка алмазом повисла в чёрном кольце, окаймленным огненным светом. Царапалась хвоя, натянулась нить жизни. В ливне скрылись тучи, ветер ударил в лицо, зацепка капелей скатилась в небыль. Покрылась пыльцой непостижимых звёзд, упруго выгнулась. Жизнь повисла на завитке, ожидая падение. Радугой сияла не жалея душевного тепла. Жгучая слеза с каплей дождя просочилась в сердце Солнца. Оживший луч Луны совпал со светом глаз. Прозрачный зрачок снял с перлин души невзгоды. Сорванную с круга бусинку мимолетная птица отнесла в гнездо для успокоения птенцов на вершину кедра, спрятала крылья за лунную спину затмения.

            Древостой бытия

      Туман убрал тени со встречных камней. Закатный луч прикоснулся к скале, трепетала хвоя, торопила облака отправиться по небесному пути. Шкуру доброго друга медведя снятую вместе с лапами привесил к стволу, растущему ввысь бесконечности. Голову направил к звезде. По наростам от корня до верха, в болезненном сне влез в Верхний мир выкупать дыхание. Крона душ достала до звёзд. В гнёздах птенцы-двойники оперились во взрослых птиц. Выстроились в круг, облетели макушку. Расчистили тропу к предкам. Сердце билось о чувства. Шишка колотила о кору, ветер ныл голосом сути. Корни ушли в забытье ущелья, хвоя летела по ветру. Бренчали подвески, сердцевина скрипела. Смола напиталась светом, к ветвям присохла плоть, ум презрел бременя помрачения. Сгустки тьмы задушили Луну. Прозрела слепорождённая заря. Видимое стало временным, невидимое вечным. Нахохлился ворон на миродреве. Капля росы встретила душу ищущую выбор смысла бытия в мире похожем на затенение Солнца.

            Настроенческий переворот

      Угас накал зари, остыли щёки Луны, колола память. Погода меняла настроенье, на душу упала мгла. С вечера небо рдело - пугало медведя. Поутру небо горело - ныло нутро, ломило стопы, гудела голова. Взирая падение звёзд, старался угадать оттепель, но чихнул. Ветер обещал сухую жару, принёс промозглый дождь. Перелётною птицей взлетело Солнце, нагрело скалу, ущелье забыло прошлого тень. За чертой рассвета влажный воздух родил облако, судьбу разбил о тропу. Листья загнулись чашей к мороси, шишка сжала чешуйки к туману. От тоски дрожала паутина, шурша по коре. Вьюны закрыли соцветия к заморозку. Звёзды скучивались к слякоти. В ясную Луну ждал иней, Млечную распутицу тропил по измороси в карликовом березняке, наступил на разлуку. С очей скатилась слеза, вьюга по сердцу прошла. Куржевина обманула брусничник, заботы окутав мечтой. Медведь зевнул ко сну. Ничего не просил, осени предоставил решать, быть ли наледи, опоке, грозе, стуже, кухте, грязи. Оставил оленям получить невозможное, учился принимать то, что будет. От неверных поступков скукожился в прелой берлоге и засопел до весны. Снег закрыл оконце в почерневшее небо.

            Златогорка заряница

      Сменяются день и ночь, зима и лето, рассекают и обнимают время. В заоблачном стане с пиками выше звёзд, возвышается выросший из камня и покрытый снегом шатёр - Златогорка. По изгибу непреступных скал Солнце и Луна не спеша начинают гордый путь. Неподвижно висит очаг - Полярная звезда, кружится Большая Медведица. В мерцании Рассветной Звезды, по краю пустоты крадётся забытая Вселенная. Отразив сияние мечты, прочь гонит тоску. Пламя молнии рассекает дождливые тучи. Ветер шуршит забвением, опадает хвоя. Цветочный узор покрывает туманная дымка. Птицы открывают друг другу сердца и улетают вслед за крыльями туч. Река замерзает и выливается из берегов купаться в сиянии утра. В пасти вулкана бурлит исток воды, у подножия рождается оленец Заряница. Карабкается ввысь по радужному мосту к незакатному свету. Гора парчового восхода необъятным началом начал оживляет чистую душу тайги. Златотканым наконечником соединяет земной мир небесным.

            Обузданный оберег

      Без оленей была невозможна перекочевка, охота, обустройство жилья, пошив одежды, полноценное питание. Ветер вторил тропе, бет стада - нет таёжника. К обученным верховой езде оленцам человек подбирал узды. На поцелованном Луной белом олене-обереге, хранящем стойбище, лежала печать особенности. В путеводной традиции посвящения, исполнял заклинания, окуривал дымом костра, очищал огнем уздечный набор, нарочито изготовленный из сыромятных ремней и слов. Расшитую бисером упряжь, покрывал бусами, украшал подвесками-стрижами с раскрытыми крыльями и когтистыми лапами. К налобной шлее крепил бахрому, свисающую спереди, как у шапки шамана с хохолком свиристеля. Надетый на голову, обрядовый убор, бляшками закрывал глаза и ноздри. Обузданный олень приоткрыл пасть, отставил назад уши, рога распустил веером на все стороны света. Оленя не навьючивал, на нём не ездил верхом, на щечные украшения ввязал кисточки. На высокой точке конечной тропы предков в ветви дерева вплетал цветные ленты судеб. При воздушном захоронении голову оленя взнузданного к звёздам выпрягал из сбруи украшенной хищными канюками и совами.

            Клыки безысходности

      Мрак ночи ощерился в матёрой глотке Луны. Тьма ласкала застенки каменных мешков. Звери обходили стороной темницы горных щелей, окружённых скальными зубьями. Волк по заберегу забежал в полумглу ущелья, обледенела пещера. Волк застыл, как камень, ночь посветлела, как день. Окружила серая стая дикарей, томившихся в инее. Чужаки ощетинились, загривки покрылись изморозью. Тяжкое бремя легло на плечи. Волк тонул в пучине безысходности. Пришельцы смотрели в очи. Волк оскалился, напряг тело. Лёд отразил клыки тоски, выходцы из сумрака показали резцы-ножи, пожирать души зуб за зуб. Волк в ужасе зарычал, будто отгрыз язык эхо. Заменил воем сомнение. В хохоте чуял рыдание. Метался по расщелинам, скулил лицемерным трусом, кидался на мнимых врагов. Мёрзлые страсти точили когти в наледь судеб. Смятый наваждением, обиды глупые забыл. Втянув слезы, взглянул ввысь небес. Согретая улыбкой рассвета, уходящая Луна беззубой пастью заглотила в забвение последнюю звезду.

            Огненная постель

      Осенью таёжная семья перегоняла прирученных оленей с вершин в тайгу, жила там и промышляла. Добытых животных использовала для пищи, пошива одежды, ожерелий. Младенцу на запястье одевали кожаный мешочек-кровать Солнца с золой-угольком из кострища чума. К центру постели огня с лицевой стороны пришивал бусинку лучами-веревками с родословной по женской линии. Девочка носила шейно-нагрудное кольцо из кожи и рога оленя с родовым знаком в виде солнца-глаза, освещающего путь жизни. Лентой расшитой подшейным волосом оленя с височными подвязками жгучих полнолуний охватывала голову. Украшенные нитками бисера косы, заправляла за охотничий пояс на одежде. Лезвие с ножнами из томлёной лиственницы вешала на ремешках. Суконную одежду украшала вставками из меха разного цвета обозначающих фигуры синиц помогающих путешествовать в другие миры. Для защиты рук из ровдуги шила рукавицы. Таёжник из обработанных рогов делал луки сёдел, ручки ножей, оленьи нащёчники, прочистки для курительной трубки. Жевал жвачку из оленьего жира и табачного пепла. На женскую руку плёл браслет из кожи для удерживания оленьей узды.

            Лазейка смыслов

      Обагрились клыки зари, из-под золы ночи с угольков звёзд оборвалась бессонница. В зрачках оленя рвалась на куски зыбь Луны, ожогом бежала стужа по коже исхода. Явью снов растворилась соль в слезе, выбор пути к близкой дали скрылся во мгле. Ни шагнув назад, тропа окончилась началом, скулы свело в желваки. Кипели глазницы бездны, прочь спешила незваной сипухой стёртая из памяти душа. Заледенело сердце, отошли тени в тленный тупик. Сбился курс, потерялось время. Смыслы без дел не одухотворили символы. Знак мечты направил мысль между изгибами. Уклон разума тронул ногой олень ведомый трепетом зарниц. На обугленных камнях терзал нагие копыта, рассудок протаптывал крутизну. Стиснув рога, бледнели виски вопреки злу, направляли узкую лазейку жизни от погибели ввысь неба. Обдуманная стезя истины стала тверда для колебаний стопы. В светлую плоть рассвета вдунул чистую душу. Крюк Солнца лучом не вернул упивающийся громовым рыданьем прах молнии добравшейся до вечности.

            Светоч сути

      Во мгле соединились небо и скалы. Пламя молнии разделило их. Гром разбудил пыл медведя - родителя сущего. Жаром когтей обнял Вселенную и выдавил звёздный мир. Из оленьих сосцов разлил молоко, оно стало Млечным Путем. Кометой взбил пену облаков. Жёг сердце, из золы получил Землю. Звери вышли из головы, трава из груди, день из очей, зоря из бровей, ночь из дум, ветер из дыхания. Отделил душу от мысли, огонь ото льда, свет от тьмы, воду от суши, молодость от старости. Разрознил ясность от тайны, явь от сна, правду ото лжи, мечту от кошмара. Обособил цветы от скал, добро от зла, наличие от отсутствия. Отъял животных и растения, жизнь и гибель пребывающих в путанице. Небесный посланник родил наследников, отторгнул живых и падаль из пространства. Утвердил вершины, подпирать высь. Искрой сознания догонял светоч сути. Разумом теплилось сознание, страсть утирала слезы. Смотрел в лик повелителя мироздания - возникало полнолуние, отрешался спиной - новолуние. Обращался правым или левым боком, совпадал с первой и последней лунной четвертью. Творил численник для измерения времени, состоящий из двенадцати месяцев по тридцать дней.

            Самосознание мысли

      На огне закатной зари тлел очистительный можжевельник, под когтями скрипела пихтовая кора. Выйдя из угасших тел, духи продолжали существовать на земле. Подданные того света извергали недуги. Умилостивив гнев, сплюшка-сова отправила их с половины пути в обитель бесконечных звёзд. Но дух обрёл силу воли, заимев форму вместилища. Сова воскресила души в образах стрижей на пушинках оперения. Сгусток раздумий хранила в уме. В полнолуние впала в возбуждение, душа вышла из тела, освобождая место чувств духам-защитникам. В отрешенности новолуния сознание отключилось. Мыслила сама себя. Под удары клюва дух-дыхание говорил с сознанием, рождал впечатления, вводил в заблуждение. Чутьё питало разум, изгоняло страдания, отвечало на вопросы. Сова внутренним взором искала суть, Заклинанием изгоняла помрачение, проявляла здравый смысл. С крыльями за спиной жительница дуновения вместе с одушевлённой Луной охраняла таёжный покой. На рассвете выпадала из памяти.

            Ископаемая мечта

      Сорока приносила в гнездо подобранное золото. Сквозь толщу забот таёжник искал самородок, исполняющий желания. Копал в притоке с выходом щеток коренных пород. Выбирал самородковые гнезда в ямах под водопадами. Ежедневно откапывал котловины в старицах и иссохших руслах ручьев. Вымывал песок и гравий по течению рек с крутыми берегами. Сокровище не давалось, не покрывались затраты. Выискивал по заросшим россыпям гальки в череде лунных ночей и в ненастье. От добра искал добро. Терял друзей, семью, детей, свободу воли, иссушался страстью - найти слиток. Забыл конечную цель, стариком докопался до жилы. В горле застрял ком тайны мира. Шумели сорочата, вили гнёзда. Человек положил одряхлевшую ладонь судьбы на блеск малого Солнца и пожелал помолодеть. Металл исполнил желание и ушёл в отработку. Трудяга перенёсся во времена юности, вспомнил мечту дорыться до счастья. Отдышался, всё повторил сначала. Руками разгрёб траншею в струе воды, умом ощупал безумную мечту. Поиск истины стал важнее драгоценности, ведущую к свершению. Затуманенный нищетой смысл, тратил на рытье валунов, среди которых во тьме сияли миражи.

            Суетный последыш

      Сквозь зубья туч морок Луны пробрался к призракам надежд. Волк не вытравил плод, оленёнок родился суетным последышем. От исходной точки на горбу тащил вьюк грядущего. Бесконечная тропа кружила мимо счастья. По сходням доверия закатный сон стучался в память. В колыбели бессмертия помыслом марал сознание. Отвергая своеволие, слёзы упали в сердечную пустоту, душа стыдилась нагую жизнь, сила воли выбрала поступок. Сторонился сплетен открывающих тайны семьи, зло обращал в милость. Разжигал искру любви в костре чувств, ждал ощущений. Истинному охвостью стада верность доставляла радость, взаимность покой. Плоть от плоти не оставляла наедине с судьбой, приглашала в юрт. По горным уделам кочевала вереница родни, за ней кротко брёл поскрёбыш. Не дышал, боялся спугнуть пробуждение мечты. Рассудок очнулся под тенью звёздных крыл, долговечность Луны тлела воочию. Смысл зари выжег ревность тьмы. Солнечный луч начертал на оленьем роду, каким явился, таким вернись.

Файл:.jpg

            Заревой огонь

      С утра Луна взошла вместе с Солнцем, оленёнок безрассудно растрачивал юность. Весь день объятия лунного света отражались в зрачке. Поцелуй влёк заманчиво, играла в жилах кровь. Страдая от гордости, не замечал небесных красот, на неверном пути поскользнулся на камне. Окунулся в око напротив, захлёбываясь тонул, понял короткость вдоха. Не знал, что будет в этот миг, что будет завтра. Вернёт ли время загадывать желания. Утопая в бурном пороге страстей, от горя схватился за лунную дорожку. Сжалившись, Солнце кончиком алого луча из стремнины швырнула его в тень. Смеясь, Луна отвела глаза, прошла мимо. Оленёнок стряхнул со шкуры капли на траву, посмотрел на одну из них. В застывшей слезе первой боли отразилась сущность любви. То же происходило со временем, миг обладал скоротечностью мечты. Росинка стала мирозданием, отразила устремления, микромир сущность. Оленёнок не ведал, чем закончится очередное выживание. Пока длился его срез, стал ценить внутри и вокруг каждый момент, каждую секунду, каждую веху жизни. Остудив на губах жар, от избытка чувств, вздохнула нагая Луна. В туманной одежде у ног Солнца играла с заревым огнём.

Файл:.jpg

            Огненная трава

      Туча сорилась с громом, дождём опрыскала очи молнии. Сухолесье робкой улыбкой встретило пламя пожара. Дым сочился укорами пепла. Не помня себя, куропатка ужаснулась. Бурелом шатался, камни сыпались, ручей вскипел, треснул валежник. Зола звала на помощь ветер, страстью налилась цветочная Луна. На погорельце-проталине ожило вылущенное грозой зёрнышко. Пророс зачаток, в просвет облаков направил стебель, отростки глотнули жадно воздух. В лучах Звезды утра распустились бутоны, в душистых цветах перекувырнулась Луна. Рассветное озарение воспламенило лаской лепестки гаревика. Под веком Солнца красная стихия надежд качалась над чёрной изгарью души, синеву неба отразило в сердце. Огневая краса покрыла живым ковром опустошённые уступы гор. Смиренным обликом кипрей манил цыплят к покинутому гнезду, нектаром возбудил опыляющих мотыльков. Пыльцу оставил на губах закатного Солнца упавшего росой в дебри. Нагар пророс посевом хвойных завязей. В сумерках огненная трава трепетала подобно пламени заре, поднималась к целующимся звёздам. Неземными чарами нежный пыл огнекрылого цветения, превращала в сияние радости.

Читать книги о Тофаларии

• Читать книгу "Ленточки странствий"
  

• Читать книгу "Ловец Солнца"
  

• Читать книгу "Катышиндигеру"
  

• Читать книгу "Тропа в рассвет". – Иркутск : Артиздат, 2020. – 400 с. - pdf
  

В добрый путь

      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич