Призывный костер. Тофалария

Материал из IrkutskWiki
Перейти к: навигация, поиск
Тофалария — историко-культурный регион в центральной части Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями лекарственных трав.

Тофалария. Ленты-Тайга 63.jpg.jpg
      Седой хозяин северных скал Джуглымского хребта с походною торбою поднялся на вершину в небо летящей снежной горы Мюстыг-Даг, и смотрел прямо вперед на сверкания звёзд. Вечер медленно гас, уступая место, тёмно синей ночи. Ветер стужей обжигал, но старик умел получать тёплый огонь для костра, где бы ни остановился, и потушить всякий раз, когда необходимо так сделать. Он носил за пазухой уголек, закутанный в сухую бересту, и от сокровенного луча звёздной странницы разжёг на вершине сигнальный костер кочевой дружбы. Огонь кочевого очага горел оттаявшей звездою. Пламя было ровное и спокойное, это был хороший признак – Хозяин огня доволен. Для старика костёр был оберегом очага, разгорающейся силы жизни и торжества света над тьмой и мраком. Пламя костра очищало таёжное сердце, давало обновление и озарение живительной силой встающего Солнца. Костер нёс тепло среди ночи и если ясно горел, означал, что старик пожил кочевой день честной жизнью. Старик старались не обижать, не гневить Хозяина огня и кормил огонь в ожидании блеска поднимающейся Луны над вершинами гор. Из мокрой и туманной черноты ночи тонкая лунная полоска увидела зовущий костер. Преодолев долгий и петляющий путь, она снизошла на обширный пик, чтобы раскинув на камнях ноги посидеть со стариком и поговорить с костром, став соучастницей кочевой тайны.
      В магическом единстве Луна и человек сидели у потрескивающих углей костра, кипятили чай и смотрели на искры, для которых небо начиналось с взлёта. Пламя манящего костра бросало загадочный отблеск на белёсый туман, холодные молнии и колышущиеся звёздочки. Старик подбрасывал хворост в костер, языки пламени жадно поглощали его подношения. Ласковый костёр зарядом света и тепла делился со всеми, кто в этом нуждался и безмерно счастливый старик задремал. Роняла ночь огарки звезд в тайгу, а костёр с Луной разговаривал. Весёлый и жизнерадостный костёр очаровывал Луну своим тёплым обаянием. Покоем и свободой окрыляющей жизни костёр рассказывал Луне дивные истории, чарующе врезающиеся в удивительные грёзы. Все рассказы чередовались с переменой погоды. Каждому ненастью соответствовали обычаи о владычестве золотой Матери матерей, в облике Солнца сияющей в блеске золотых лучей. Труден путь восхождения на солнечные вершины и по высоким хребтам кочевал старик с угольком от костра за стадом северных оленей под светом Солнца, а ночью при свете костра пел песни Луне. Старик не выделялся усердием среди других таёжников. Жил не богато, но спокойно, тихо и радостно. Ласково и терпеливо заботился об золоторогих оленях с ветвистыми рогами, не забывая по ночам благодарить пламя костра и восхвалять светила за подаренную надежду, помощь и силу. Он заботился, чтобы жизнь их была совершенно соединена и согласованна с волей Неба. Без сомнений в чистоте помыслов и доброй совести проходили его солнечные дни и лунные ночи.
      Туман, снегопад и ветер знали, что у волков - человечьи глаза и решили проверить, как встретит растущую луну, кочуя по горным вершинам от кострища к кострищу, старик вслед за Солнцем. Из сгустившихся облаков звучно и хлестко ветер дунул на лучину, унося тепло, и она погасла. Горение костра поддерживали угли, ветер ускорил тление, и огнь разгорелся в сумраке мглистом. Старался бойкий ветер дуть сильнее и резче, молнии вырывая из туч, но крепче прижимался отважный костёр к ветру. Костёр ворчал на ненастье, но терпеливо вдыхал полной грудью углей звенящий воздух. Разбушевавшийся ветер сердился, хлестал градом и снежной крупой укрывал костёр, пронзал ледяными иголками. Ругая жестокую стужу, пламя костра прильнуло к камням неразлучными объятиями своего сердца. Сгусток мглы пылью засыпал глаза костра, а хворост горел неровно, дымил, трещал и стрелял. Силы костра без присмотра, были на исходе, но рядом с ним была Луна и она не боялась ветра. Пламя чувствовало себя разбито под струями косого дождя, прячась в горсти тлеющих углей. Вновь вспыхивало не гаснущее пламя, костёр светил и грел, не тускнея, и ощущал себя дитяти Солнца.
      Чуя запах добычи рыскали волки всю ночь напролёт, а ветер свирепел и осыпал костёр изморосью и крупной каплей дождевой. Огня боялись все хищники в тайге, и тяжело вздохнула Луна, предчувствуя унылый холод и снег. Общаясь с духом огня, Луна поняла, жизнь была там, где было пламя костра, но у неё замерзали руки. Огонь от усталости ложился в снеговое болото и в шугу. Испугано развевался, но не трепетал, как попало, освещая скользкие тропы, сквозь трущобы и буреломы. Прижималась Луна к костру, спокойно принимая грядущее провидение. Достигнув желанной вершины, словно загнанного зверя отчаяние постигло ослабевшее пламя. Луна не спала, словом поддерживая своего кроткого друга. Костёр просил не бросать его одного, ибо без Луны он один не в силах будет со стихиями сжиться. Владеющая мыслями Луна и костёр вместе продолжили борьбу с расползающимся по горам ненастьем. Перед холодной неизвестностью почти совсем обессилели, а замерзающие слёзы и наплывающий туман, вселяли испуг и безволие. Терпеливо убирая из сердца тревогу и беспокойство, знала Луна, что костёр запомнит предательство и обман. Сражаясь с пустотой и не бросаясь в вихри прозрения, внутренний голос подсказал, что поможет искра, ждущая ветра. Надрываясь от напряжения и старания, окоченевшими пальцами и теплыми словами Луна пыталась разжечь тлеющую гарь. Уголёк сердился, но не погас, а искоркой разгорелся в злых объятиях ветра. Заунывная метель кружила и заметала протоптанные звёздами следы. Костёр зовущий взойти солнце не мог сам гореть вечно, и Луна отблеском усердно кормила огонь. Синий дым отгонял страх. Во мгле холодного ущелья поджидала, оскалив зубы, когда костёр погаснет жестокая стая голодных волков.
      Вьюга огонь костра леденила, засыпала студёным инеем, сугробом заметала. В трудах и бдениях костру чудилось, что шептало добрые заклинания и мудрые повеления Луна, за снежное небо цепляясь. Качнувшись дугами радуг, Луна сердце своё застелила снегом. Запылал от ревности костёр, жгучий снег теперь стеной стоял между ними. Сварливо трещал сырой хворост. Покорив высь всех вершин, обнявшись с небом крепко, костёр лишь только теперь смог увидеть, как озяб окружающий мир. Уткнувшись в снег, на мгновенье в сердце костра наступил покой, но не потухла его большая сила. Искра не погасла в прохладе снегопада и на снегу как звезда не сгорела. Рана в груди костра жгла, горячими искрами плакало пламя. Отяжелевший костёр не грел чёрным горьким дымом, бессмертное пламя кромсало снегом заметённые небеса. Остудив бесплодные объятия снега, на копоть горы вернулась Луна.
      Вдаль необъятного неба птицы полетели при звездном свете, и клочьями повис туман. Упорная борьба за жизнь с враждующими против них стихиями и своими слабостями дарила костру чудо. Костёр заметил, что ненастье вдруг отступило, и волки вышли из глубины таёжной чащобы. Богатый силою внушения от стаи волков отделился туман и уводил костёр, от суровой реальности, чтобы вялой ленью закружившую судьбину обмануть. Холодный туман таинственно обнимал пальцами искры. Не трогая воспоминаний пламя, уверенность развеял, стирал с небес все звезды. Мечтая лично сказать волшебные слова, послушно расстелился вокруг костра. Пламя одолевала дремота забытых снов, и костер, выдохнув дым, незаметно заснул. Снилось ему, что горит он у обрыва могучей горы, а на вершине заклятье равнодушного холода. Окрасив тропу в облака, туман за горизонт приглашал дым костра прогуляться по волчьей тропе оленьим шагом. Земные заботы безудержно звали хранить огонь костра, но дым, зевнул и послушно пошёл в тумане, оставив прощальный взгляд искорки гаснущего костра. Запах счастья, вдыхая во сне, дым стелился узором похожем на жизнь, в туманном обмане. Сплетались дым и туман в кружева, но дым до боли резал глаза. От отчаяния невыносимого одиночества туман прошибли слезы. Дым в тумане жизни суровой учился, и правду от зла умел отличать. Скитался заблудший дым, расталкивал настойчивую стаю чёрных волков. След в след, дым и туман брели по волчьей тропе, где слёзы, переплетаясь с лунной тропой, выпадали жемчужной росой. Пройденный путь, где волки бродили по Млечному пути, показался наивными и дым понял, что это неправда. Звериной тропинки в глухой тайге созвездий не существует. Нет места в тумане радости и счастью. В тумане светили глаза-искры во тьме на волчьей тропе тьмой и жаждой, далёким светом чужих совсем планет. Тропинку с чёткими следами волчьих лап – созвездий туман придумал. Дым ластился, и пробудилось, уснувшее сердце Луны, от дремоты, в которую упало. Луна проснулась, отдышалась, и подкинула в костёр растопку, терпеливо подкармливая призывный огонь поднимающегося Солнца, хотя само светило находилось за горизонтом. Туман убедился, что ему не свернуть дым с правдивой тропинки к звёздам и не растворить в бездне тупиковых ущелий. Жемчужная роса засветилась, отражая первые лучики восходящего солнца. Изморозь сама превращалась в маленькое солнце, вселяя в сердце надежду.
      Между истиной гор и явью неба взошёл краешек пылкого Солнца, ярким рассветом прогоняя в туманную мглу стаю голодных волков. Видя бессилие ветра, тумана и снега, улыбнулось Солнце и выглянуло огненным оком из-за заснеженных хребтов. Будто изнутри озарило, обогрело и осветило полузамёрзшую вершину. Костёр собрал все свои горячие силы и одним мигом взметнулся вверх навстречу радостному Солнцу, рассыпаясь на сотни красивых искр. Мерцающие искры любили, чтобы им улыбались, но соприкасаясь с прохладой меркнущих звёзд, без следа сгорали в лучах Солнца. Окружение истлевшего костра лишило его теплоты, мир согревало всемогущее Солнце. Почувствовав теплоту солнечных лучей, Луна поверила в возможное возрождение костра и решила продолжить движение по тропам к следующей вечерней заре. Перемёрзшее сердце старика от сердечного мороза и льда оттаивало костром, оно знало, что друг без друга они не спаслись. В талом сердце избранника Солнца засветился костер. Старик приободрился, поблагодарил Солнце, дальше по тропам побрёл за счастьем. На короткое время, Солнце высушило росу и позволило забыть об окружающих опасностях, и это была тайна в вечной битве за жизнь и в холод, и в зной.
      Сквозь непогоды путы рвал старик, стремясь идти вперед. Тропа, по которой он кочевал, становилась торной тропой. Не пропадала она, не зарастали края мхом и камнями. Навстречу жизни мудрый, старик, все нехоженые тропинки, что есть в тайге, обошёл с угольком кочевого очага. Богатея своей нищетой знал все прелести мира разнузданной роскоши. Огонь охранял от лютых хищников, и один в тайге никогда не ложился спать без костра. Боялся дуть на огонь и бросать в огонь сор. Не перешагивал через пепелище очага и огонь чужого человека. Не трогал огонь ножом и не заливал угли водой. Убирал не догоревший хворост от углей и угли прогорали. Землей костер никогда не забрасывал. Не нарушал закона тайги и охоты, не обижал Хозяина огня дающего добычу. Сокровища, скрывая в сердце своем, повидал немало, много всего в кочевой жизни бывало. Своей гордостью самоуважения не торговал, твердо шёл в незрячем тумане, обгонял бездумный ветер, и в снегопаде не слушал пустых речей пожирателя снов. Желая чувствовать восход зари, возвращал силы в сердце своё. Ветер колко веял с узоров зари, холодком сдувая пламя с разгорающихся углей, у которых с Луной вёл разговоры о таёжной сути.
      Старик слушал костер. Разговаривал огонь, предвещая удачу, хорошо чтобы было в тайге, выпал снег и волки оленей не разогнали. Булькал огонь, Хозяин огня замерзал. Шипел огонь, и просыпались Луна и звёзды в ожидании перемен. Огонь свистел, Хозяин огня хотел кушать. На промысле Хозяина огня угощал через огонь костра. Огонь одновременно был слабым и сильным, добрым и алчным. Старик с чистым сердцем не дразнил свирепое пламя. Голодный огонь по сухой тайге убегал, от жадности дрожа языком пламени. Аккуратно и с почтением с руки кормил огонь у кочевого очага. Сам на огне готовил себе поесть и приступал к еде после угощения Хозяина огня в ничтожных количествах той пищей, которую добыл здесь же для себя. Взметнулось ввысь, и опало чистое пламя под сытой Луной и понесло угощения Солнцу. У голодного Солнца появлялся аппетит при достижении человеком поставленной цели и при заботе об таёжных обитателях. Солнце не могло вкушать эту пищу без помощи огня. Искры насыщали вечный огонь Солнца, побуждая светить ярче. Накормленное Солнце шло навстречу, помогало в добыче зверей и по тропе далеко, светло и легко ходить давало, способствовало возрождению, размножению всего живого в тайге.
      Вечером желанная Луна вновь лучисто вышла из горизонта и на встрече с пламенем костра обрадовала старика серебром спокойствия. Старик поведал её про чудеса, но свой рассказ не окончил. Следующим вечером чуть звезды блеснут в небесах, Луна вышлет сигнал много пламенного блеска, который невозможно не заметить. Старик поднимется на новую вершину смотреть прямо вперед, ожидая новый восход солнца. Навсегда завороженные магией единства будет Луна разжигать сигнальный костер на пике горы напротив, чтобы путь кочевника был похож на огонь, который горит впереди направления. Одну зарю будут ждать Луна и огонь костра, чтобы сердца их соединились и раскрывшись пролили исцеляющий свет на солнечный рассвет. Постепенно угаснет Луна в безоблачном рассвете, а огонь костра с радостью встретит восходящее солнце.
      Загадочный костер судьбы осветил только пик одной вершины, после которой сразу виднелась другая. Когда прогорал костёр на вершине, вечерняя заря с нетерпением ожидала огонь кострища на новой вершине. Среди неведомых тревог старик достиг одну вершину и встретил восходящее Солнце, но появилась другая, более высокая и манящая будить Солнце следующей ночью. С каждым шагом старик нёс искры чувств насыщенные кочевыми оттенками. Он светился и грустил, любил и страдал, сиял и мрачнел, но не остывал. Искрами радости угощал Солнце.

Тофалария. Тайга. Уда 1.jpg.jpg

Багульник. Тофалария. Солнце. 58.jpg.jpg

Тофалария. Тайга. Уда 6.jpg.jpg

Тофалария. Улуг. Оленевод 66.jpg.jpg


Багульник. Тофалария. Солнце. 59.jpg.jpg

Тофалария. Тайга. Уда 5.jpg.jpg

Тофалария. Алыгджер-Тайга 26.jpg.jpg

Тофалария. Тайга. Уда 9.jpg.jpg

Тофалария. Олений народ. 4.jpg.jpg

Тофалария. Тайга. Уда 12.jpg.jpg

Багульник. Тофалария. Солнце. 64.jpg.jpg

Тофалария. Тайга. Уда 8.jpg.jpg

Тофалария. Ленты-Тайга 34.jpg.jpg

Багульник. Тофалария. Солнце. 65.jpg.jpg

Тофалария. Тайга. Уда 14.jpg.jpg

Тофалария. Олений народ. 6.jpg.jpg

Багульник. Тофалария. Солнце. 74.jpg.jpg

Тофалария. Оленный охотник 2.jpg.jpg

Багульник. Тофалария. Солнце. 75.jpg.jpg

Тофалария. Добрый дух оленей.jpg.jpg

Багульник. Тофалария. Солнце. 76.jpg.jpg

Тофалария. По заснеженным просторам. 1.jpg.jpg

Тофалария. Шаман-Тайга 15.jpg.jpg

Тофалария. Лесной северный олень. 11.jpg.jpg


Содержание

III Фестиваль Русского географического общества

Русин Сергей Николаевич. Гость тундры.jpg.jpg

Русин Сергей Николаевич. В таёжном оленеводческом чуме.jpg

Русин Сергей Николаевич. Ленты на Дереве Дружбы.jpg

Тофалария. Ленты счастья на Дереве Дружбы.jpg

Сборник стихов

Тофалария. Догульма. Розовая заря.jpg.jpg

Тофалария. По заснеженным просторам. 17.jpg.jpg

Книга "Ленточки странствий"

"Лунный круг"

В зерцале душ вселенной бездонный полог тёмно-синий,
Аквамарина свет уже давно погасших в чароите звезд,
Топазами мелькают надежды янтарными мгновениями,
Припорошенный алмазною пыльцой, кочует лунный круг,
В густо-серой вязкой туманности борозд сапфировых комет,
Среди циркониевых хребтов к созвездиям далеким хризолита.

      Книга "Ленточки странствий"
Тофалария. Книга. Ленточки странствий. Русин Сергей Николаевич.1.jpeg.jpg

Багульник. Нижнеудинск. Саяны.11.jpg.jpg

Книга "Ловец Солнца"

Книга Ловец Солнца. Русин Сергей Николаевич .jpg.jpg

В добрый путь

Саяны. Тофалария. Русин Сергей Николаевич 26.jpg

Багульник. Нижнеудинск. Саяны.26.jpg.jpg
      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич

Восточных Саян, горная система с непроходимой тайгой, бурными реками. Солнечное путешествие Русина Сергея Николаевича по горам, которым он готов признаваться в любви вечно. Восточные Саяны прекрасны и многолики и путешествия по ним напоминают поход в увлекательный музей, в котором нет числа радостным чувствам.