Отпечаток неба

Версия 14:26, 27 марта 2024

            Вечно убегающая даль

      Взойдя на вершину, олень хотел узнать, что находится на линии, где небо встретилось с землёй. Пошел догонять горизонт, он отступил. Прибавил ход, ширь отдалилась. Бежал за убегающей далью, на пути встал туман. От тяжести ломалось небо, олень искал неуловимый след. Подкрался на рывок, мнимый изгиб остался запредельно близко и недосягаемо далеко. В не пойманном пределе видимости прятался секрет. Попутно встречал зверей, голодал, уставал, постигал тайны, но не приблизил простор ни на шаг. Тратил силы и время, обозрение не подчинил. Не боялся хищников и ненастья, упорно топал вперед. Обойдя планету, вернулся в то место, откуда начал поход. На пике, где впервые увидел край неба, осознал, путь пройден не зря, силы тратил не напрасно. Стоя на пастбище, не думал об открытии. В ходьбе оживал круг интересов, кругозор таился в поступи.

            Некий путь

      Честность нацелилась на поиск просеки в бесконечность. Выбрала незнакомый доступ в невинность, узнала мечту. Искала проход в скромность, нашла хитрость. Подобрала вход в опрятность, обрела свежесть. Ощупала тропу в целомудрие, различила судьбу. Держала порядочность и презрение, достоинство и изъяны, бескорыстие и алчность, стойкость и колебание, движение и остановки, единение и разделение на запутанных стёжках грядущего. Чистота сомневалась в правоте неизменной наивности и разумение мудрости. Доверчивость крепчала во сне, внешнее познание расширялось на переходе. Ощущая неясность видов, откровенность поняла тщетной возни. Выбирая неведомый путь, натыкалась, ошибалась, осматривалась, надеялась, заходила в тупик. На подъёме наблюдая Вселенную, правдивость обрела некий здравый образ в сознании. Тайна метаний не имела исходной первоосновы. Взойдя на вершину душевных странствий, возвращалась в исходную точку терзаний. В раздумьях бытия оживало бессмертие душ.

            Створ рассвета

      В потемках наощупь совушка клевала иней на хвое, воздуха хватало. Зачахла ночь, побледнела Луна, олень боялся проспать предвестницу восхода. Стойко ввысь взошла Утренняя звезда. Зарождая сияние, за вершинами гор разгоралась заря, отогнала лунные тени от совиного гнезда. Олень стал восприимчивым к явлениям. Прохладный ветер рассеял оковы тумана, вдоль стези к чреву цветоложе заблестела росная капель. Первый проблеск отважно пробился сквозь безжизненный ледяной покров на алой скале, подобно блеску стебля устремлённого ввысь. В приземистых тучах приоткрылся тесный створ набухших сполохов. Зародыш искры выглянул в небо из-за зубастых хребтов, распустил отпрыски лучей. Склонив голову к корням рассвета, олень рогами приподнял зачаток цветения жизни - Солнце. Ощутив головокружение, олень не сломался, не отвернулся от сладости утра, украдкой согревал дыханием завязь огня. От заботы светило раскрыло лепестки пламени. Ясный свет любви упал на подготовленную почву обнажённого сердца, принес преображение души. Росток надежды в глазах отразил цвет весны, в странствиях быть единым целым с мерцанием равноденствия.

            Мать молока

      Звёздное стадо паслось на проталинке пастбища облачных гор. В кружеве мглы на свет появился желанный оленёнок Звезда утра. Рассвет-отец дал силу жизни замотанному в пуповину тумана оленёнку, Луна-мать напитала молочной росой. Младенец кормился из лунного вымени, дымилась тьма. В весеннее равноденствие у матери всего живого из вымени текла молочная река. Поросль зари ярмом гнуло рожки, сосцы перестали давать молоко. Отяжелело закатное веко Луны, телёнок побрел на зов ушедших душ. Лишился сна, рыдал слезами чище талой воды. Качаясь от ветра, отнятый от груди истинной матери малыш встал на ходунки, спрятался в лучистом блеске. Стал осторожней сороки, от голода шёл к маточному стаду править бег жизни. На заре плодовитое Солнце заступалось за сироту. Решила, что младенец приёмной матери сосанием пламенной крови не повредит. Сиротка вцепился в сосочки за огненным молоком. Сладкие капли молочницы подарили материнство оленёнку Вечерней звезде.

            Вкус жизни

      Пересохшими губами сделал глоток из водопадного ручья и захотел понять вкус воды обжигающей. На зубах скрипел поднятый со дна без запаха песок. Простую сырость нельзя было описать разумом. В жизненном нектаре была в меру горечь хвои, соль слёз, смак грибов, душистость разнотравья, сочность ягод, аромат цветов, лунное притворство, солнечная искренность. Из жажды души черпал силы для любви, счастья, радости. В волне чуял привкус мечтаний и надежд. Во всплеске слышал тайны сердца. Набрав полный рот дождевой нежности, ценил послевкусие истины. В росинке была основа всего, что шевелилось, дышало, мыслило, не уставало. Пил не спеша, внимал ощущениям, замечал прилив мощи, предвкушая долгий путь, наслаждался отдыхом. В суете наклонился испить смысл зрелости из устоявшейся чаши судьбы, нахлебался приторной тины наваждений. В болотной жиже бродила тень от отсутствия желаний. Нигде покоя не найдя, чутьё выживания, заставило вдохнуть полной грудью жизнь. Отдышавшись в безумстве радости, ощутил оттенки острой сласти. Осадок изысканных впечатлений менял полноту смыслов в капле влаги отражающей вечность во здравие.

            Очищение смыслом

      В ледниковой пещере таёжник вспоминал свои погрешности. Через лёд проходили солнечные лучи, капал сок жизни. В истоке ручья совершал обряд очищения от ошибок. Коснувшись ногой студёной воды, опасался, что к плоти прильнут чуждые соблазны. Нырнул в неведение волны, зло испугалось стылого буруна, осталась на берегу сути. Живительная влага процедила сущность, бесславная пагуба выскочила на скалу ума, затаилась за каменным препятствием. Струя выскребла сомнение, совесть вышла на чистый свет, беззаконие прыгало рядом. Незнакомые пороки, увидев освежённое тело, цеплялись из разнообразия. Желая помучить вылущенное нутро помехами, манили обольщением. Человек пробирался по заторам недостатков, замечал искушения. У опасной преграды не спешил, у причин раздора отстранился от наваждений. Развёл костёр души, не спал всю ночь, искры памяти разгребал в золе. Обретя размышление; в огне мечты сжёг в пепел жаркий спор, пылкостью смысла растопил в сердце изморозь.

            Сверка прозрения

      Пугающе скрипнул ствол кедра, упёрся сучьями, хвою обдул ветер. С багульника на ягель перелетели мотыльки. Шумел бурундук, шелестела осока, журчал ручей, щебетала сойка. Медведь возвращался с брачных игр сквозь грозовую бурю, волк терял истинный смысл. Проверил остроту когтей, крепость клыков, гибкость ног, оглядел шерсть со стороны - в порядке ли маскировка. Ничего не замечая вокруг, устремился по неприметной тропе искать пропитание. От страсти грома пищуха укрылась в каменной россыпи, у ящерицы закипела кровь. Ослеплённые желания прозрели душой. Гора скинула с плеч рыхлый снег в тальниковую котловину. Осторожно ступая, на заболоченную лужайку вышел лось. Зажмурился от вспышки молнии, с наслаждением вдохнул шквалистый воздух, сочувственно улыбнулся. Глядя на затаённых бабочек, прислушался к тревожному стрекотанию сороки тайги - кедровки. Чуял, как сквозь опавшую хвою росли грибы сыроежки, на мху зрела ягода. Лось поглядел вверх и увидел в просвете туч глубину чистого неба. Всё казалось до боли прекрасным, словно видел высь в первый раз, а, возможно последний. Дробь дятла сорвала тишину волчьей поступи.

            Важный выбор

      Поводырь брёл за ветром по бездорожью, боролся с измором. Время шло, менялась мзга. Горы кутались в туман, олень перешёл ручей с ледяным дном, взошёл на перевал. На распутье троп размечтался, как избавиться от необходимости потакать усталости, злу хищников, голоду, капризам ненастья, обманутым надеждам. Подбирал место для стана по наличию корма для вьючного каравана. Ночью в инее разжигал костёр Луны, стадо кормилось на вольном выпасе. Выли волки, гнавшие добычу, с треском через чащу пробирался медведь. Оленю нездоровилось, рогами подтолкнул Звезду утра в огонь зари. Меж режущим сквозняком и бессонницей увидел рассвет. Имея власть над душами, не изменял правилам, принимал случившееся, прятал обиды. Ненавидел и любил, улыбался и огорчался, был самим собой. Служил внутренней силой, отражал боль в переживание, избирал жизнь. Чуя заботу, олени вернулись к вожаку. Изобилие ягеля решило выбор и он жил так, чтобы маточному стаду путь кочевания был по вкусу.

            Скала предков

      Олень сохранял силу молодости, в старости одряхлел, стал думать, как тихо, без обиды покинуть земной мир. В буреломе прожитых лет оставил тревоги, пришёл к скале предков искать безмолвный покой. Стена со знаком Солнца узнала векового знакомца. Выступом сумерек защитила от волка. Спокойно впитала дождь, осыпала талый снег. Безмятежно обняла туман, смирно отбросила тень. Покорно пригрела конечную тропу, кротко встретила грозу, сурово подстегнула ветер, беспечно разбила волну, сгладила створы трещин. Олень не проклял судьбу, назло внутреннему разладу пожелал стать твёрже камня, очиститься как утёс. За низкой пятой виделись недостатки. За высокой глыбой проступала неизведанность. Пошёл на вершину взглянуть, что за ней делается в ущелье усопших светил, где перерождались в муках погасшее души. Избив мудростью намеренья, поднялся на пик погребения. Не навредив бескрайнему хороводу звёзд, прилёг отдохнуть в объятия холодной зари, отрицая наотрез жизнь. Лунный луч коснулся просвета в летящих облаках на закатной стороне неба. Сын Солнца в вечность сияющей мечты отдал стук любящего сердца, замолк недвижимо в чёрном трауре ночи.

            Осознание мыслей

      Сухопутный олень кочевал по горным хребтам в поисках свободы и устал. Ненастье навевало на него грусть о будущем. Испугался воспоминаний и повода изменяющего жизнь к худшему. Оглянулся вокруг, увидел тщетную суматоху под единым небом. Осознал стирающее тленные очертания небо это всё, он сам - ничто. Внял знамению звёзд, ведущих в честную жизнь, пугающие события потеряли пустотный смысл. На пике горы расслабился, ожидал пробуждение рассветного времени. Заря чистила сознание от мыслей, но появись другие. Исцеление сменила радость. Изнуренность меняла сила привычки, истому гнула воля. Порывы рушили спокойствие, уверенность крушила сомнение. За добро отдавал душевное тепло. Из чувств начинал поступки, в серости утра не кривил на судьбу. Оказалось мало пространства в сердце, понимающее суть о всеобщем существовании. Хорошее стало основой счастья. Создал пространство в душе, восстановил сущность, затем двинулся в путь осмысленно решать бренные трудности.

            Огниво души

      Боясь тёмного безразличия и ветреных грёз, огниво Звезды утра ударило в сердцевину кремневой горы. Неподатливая вершина ощетинилась зазубринами, тень заледенела. Забыв мечты, камень терпеливо сносил удары рассветных лучей, волю сжал наперерез щемящему отчаянью. По бороздкам сочился брезг, треск срывался на надрыв. Содрогаясь задирами, полагал, вмятина не всерьез. Окаменелые чувства забыли сласть вздоров безответной любви, щербатый камень пылать не хотел. Натыкаясь на прохладную чёрствость, забоина не тушила тление в душе. На грани светанья увидел кремень, разрываясь в золу, кресало извлекло зарю из суровой бездны неотёсанной тьмы, мерцало отколами, чахло надломами. Не замечая обид, запальница столкнулась на прощание с зубцами скалы. Раскалённое счастье высекло отзывчивую искру из тверди кремня, воспламенило пыл надежд. Страсть сожгла прожилки туч, улыбнулась глыба неба. Терпение вознаградилось восходом зажжённого Солнца озарять таёжную окрестность. Основа огня - сердце и исток искры - душа вместе понесли тепло и свет высь под остывшие осколки звёзд, Скос Луны удалился в пространственную вечность.

            Самоотражение

      Захлёбываясь льдом, озеро устало отражать небо. Чувства отдала снегу, наткнулась на скальную стену. Собрала опавшую хвою, исказила тучу пропахшую переменами. Гадала на песке, стучала волной о камни. Дрожала вместе с кривоногой тайгой. Пенные брызги швырял всплеск, закат вспыхнул в каплях. Мелкая рябь обманула забытьё болота. Заглянула внутрь души, дно в сомнениях не потеряла. Прозрачная вода отразилась в вихре небес, танцевала меж облаками. Соединила пространство мутной струи с внутренним бунтом слёз. Небесный покров кружил меж перевалами, из тумана творил капканы. Озёрная гладь волновалась между берегами отблесков духов, искривлением прижалась в самовосприятие. Хмарь дала случай буруну в одиночестве думать. Отдать сердце на хранение в руки осмысления. Скалы разобщились, вершины выросли из тени друг друга в зенит. Усыпанная звёздными блёстками зыбь смотрела на Луну, пытаясь найти в ней своё отражение. Не исчезая в заводи, преломляла покой в суету разных сезонов.

            Опрятный щеголь

      Из-за туч мелькнул луч, надеждой воспламенил закат зари. После охоты пушные звери поглощали плоть, птицы кормили птенцов. По зарастающим гарям мимо мышевидных грызунов бежал горностай в великолепном меховом наряде. Кушал раз в день более крупную добычу. Предпочитал голодать, чтобы не замарать шубу подобную отливу лунного камня. Менял окрас в зависимости от сезона года, к зиме стал полностью белым, кончик хвоста оставил черный. Пушистый чистюля лакомился ягодой, осматривал кладку в гнезде глухаря. Доверчивые куропатки сами шли в коварные лапы чарующего хищника. Добычу поджидал в засаде, совершая стремительный рывок, заставал добычу врасплох. Отведав свеженину хомячка, отдыхал в его жилой норке. Восход Солнца растопил снег, ухоженное убежище заплыло подтаявшей грязью. Белоснежный зверёк, стараясь не пачкать шерсть, замешкался и прозевал нападение лисы. Уткнувшись в дёрн носом, горностай хватал воздух взахлёб. Слетелись вороны, лисица от изумления разинула пасть. Ветром выскользнул мех из клыков. Опрятный щеголь пустился стремглав прочь от злобной страсти, не запятнав безупречно пушистую чистоту.

            Древо долговечности

      Ветер пел песню о неувядающем древе, цветущем в потоке времени. Кто питался его плодами, никогда не старел. С болью в сердце, олень исходил вершины, искал лесину с негасимыми дарами. Камни точились об воду, годы проходили в походах, закаты шли в небытие. Устав от невзгод, судьба возвращалась в прах. Удерживала затея получить нетленность покоя. На краю пропасти в вездесущей дымке нашёл иссохший стланик, корневище напитал искромётной радостью. Ожившие ветки распростёрли хвою в бесконечность. Открылся предел совершенству разума, истина созрела в рассудке, совесть зародились в уме. От счастья игольник зацвёл лепестками, лапник пробудился мыслями, хворост ожил памятью. Опад увенчался письменами небесных светил, изъятых из законов тления. Воля затвердела знамением сеющим семена, олень вкусил плод духа, снял с неба звезду, исполняющую желания. Древо долговечности, обратно взяло искру испепеляющей сути, мотивы поступков, вечные тревоги, смысл пылкого нрава души.

            Исток души

      Солнце бодро светило выше небес, олень шёл вверх к питьевому истоку. Звери припали к искристой волне сухими губами, с жадностью глотали студёную воду. Ветер внёс смуту в питье, замутил глаза поднятым со дна илом. Пугаясь болезни, звери в досаде плюнули в заболоченную лужу. Закатное Солнце тошнило. Не достойное оскорбления грязевое болото не утоляло жажду, губило осадками. Рвотой залитая сель, ушла от попрания под камни курумов. Кровь сердца дышала сознанием. Взойдя на перевал, олень испытал жажду. Желание пить заставило подойти к иссохшему руслу, свежесть течения иссякла. Стал расчищать наплыв струи, вытекла мокрая слякоть. Дух захватило, звери лизали тягучую грязь, друг друга губили. Насилье родило стеснение. Лунная тень сквозила по нервам зверей унизивших сущность потока. Блеск звёздных светильников заставил искать возврат к жизни в очищении истока истомленной жаждой души. В слезах утопало нутро, мысль растила разум поступи. Черпая мутную лужу, олень заблудился в чистоте насыщающей очи обновлённой зари. Солнце взошло над злом и добром облаков, дождём внесло свежие капли орошающие смысл рассветной сути.

            Бурлящий брод

      Медвежья семья смотрела на реку. Дождь наполнил, облив утёсистого водопада. Брод углубился, стремнина катила камни, срывала с ног. Отбрасывала в пенный водоворот, уносила на скальные зубья. Сбежала мечта, приуныл дух. Медвежата пошли реку вброд, ревела порожистая пучина. Противостоя течению, взялись за лапы, образовали единую цепь. Слабость каждого умножилась на силу всех. Глотая влагу, вверились братству, положили тела на волны, стопами упёрлись в валуны. Оступались, падали, в сплочении обрели мудрость и силу. Река судьбы меняла ход, дети шли по строенному мамой пути, по шивере выбрались на твёрдую почву. Олень удивился, удачному входу в падун и невредимому выходу из струи водоспуска. Вопреки ненастьем не иссяк запас добра, сила воли правила судьбой. Понял с бурным перепадом можно сродниться, угождая воде и помогая друг другу обрести мотив страсти. За медведями повёл стадо с оленятами через полноводный поток и вышел на другой берег искать бурлящий исток.

            Приношение кротостью

      Таёжник уставал от собственной злости, уныния, зависти, нервозности, обидчивости. Старался, силился сделать что-то хорошее, ничего не выходило. Мелькали и исчезали во тьму самолюбия отрадные мысли. После охоты, приручения оленей, по обету, за повинности давал пропитание небесным духам. Должной жизнью утешал угодье, приступал к приношению. Не под угрозой, не под страхом, по личному побуждению искал милости у мерцающих звёзд. Не причиняя страданий животным: ни лося, ни медведя не отдал на муки заклания. На развилке судеб возлил на путеводный камень оленье молоко с солью очищающей душу, увидел примёрзшую к ветру птицу. Понял скромность лучшая жертва разуму, задумался о мере созидания. Стал лечить слабых, строить кормушки, жалеть сирот, проявлять заветное сострадание с радостью. В тени перемен познавал природу гор, ставшую плотью живущего в ней безупречного духа. Чутко избегал лжи, робел от алчности, собирал основание для будущего. Отрешился от суеты, не скорбел сердцем, погрузился в таёжный покой. Совершив даяния кротостью соединенное с осторожностью, обрёл искупление. Уверенно получал больше, чем отдавал. Щедро обогатил послушное сознание, положительно влияющее на окружающий мир.

            Лунная вершина

      Закатом опаленный родился оленёнок, встал на ноги, выпрямил тело. От усталости спал, от голода ел, смотрел на небесное сияние, искал причины рассветам. Обижался и огорчал других. Проделки превращал в привычки, повадки в нрав, прихоти в пороки. Менял настроение с переменой ветра. По лунной тропе взобрался на вершину лучистой Луны соединяющую пути до точки невозврата. Касаясь высоты, согласился с зарёй, окропил сущим светом душу. Наблюдая свои шалости в отражении рос, нашёл мудрость. Обживался в походах, закалял волю, характер шлифовал красотой россыпи звёзд. Необузданное своенравие сблизил с житейскими бурями. Рога стали сухим ветвям, сердце зольным пеплом. Сущность познал до копыт. Бремя прошлых выходок сбросил в тень ущелья. Вдумчивый и смелый, без чувств и без мыслей настоящий вожак ни когда не злился. Упрямство сочетал с гибкостью разума, выдерживал удары судьбы. Осознал, ум дарил власть над самим собой, одарённость вручала могущество над стадом.

            Чистосердечие

      Семья зарянок свила гнездо, но не получала потомство. Горностай разорял обиталище. Сорока воровала яйца и вылупок. Отчаявшись добиться приплода, пташки отправились за советом пожилой совушке. Добравшись до дупла, просили научить их без риска высиживать птенцов. Выслушав горестную историю, умная птица учила помимо желания и старания к высидке приложить чистосердечие. Не ставить своё я над целями сородичей. Душевно относиться к снесённой кладке, постоянно заботится о ней, как о самой дорогой ценности. Искреннее тепло сердец способно вдохнуть жизнь в развитие зародышей и освободить их от яйцевой оболочки. Окрылённые надеждой зарянки отправились в обратный путь. Снесли новые яйца и принялись бережно ухаживать за ним. Полные любви и нежности оба по очереди сидели на яйцах, стойко переносили ненастье, не роптали на напасти, охраняли от хищников. Время высиживания прошло. В постоянном бдении, вера и терпение зарянок были вознаграждены. Яйца треснули и раскололись, из скорлупы выглянули пушистые головы крохотных птенчиков. Зарянки полетели искать разевающим рты проглотышам пропитание. Слётышей ставили на крыло.

            Неизгладимый след

      Олень жил по совести, очищал сердце от помыслов, но ему снился сон, будто он наследил на медвежьей тропе. Клыки волка шрамом легли на душу. Сквозь туман мелькали картины прожитой жизни, оставляя на лике морщины. Открывал истину жизни, тянул рога в небо, оглядывался на оттиски зорь. Дожди смывали ведомые тропы бед, ветер заметал последствия бесславия. Страсти на половину изжил, слёзы в очах узрел воочию. Запутал отметки на пути матёрого зверя, надеясь остаться в живых. В закоулках звёзд столкнулся с Большой Медведицей. Свет струился с небес, всё смешалось в сознании. С испугу лягнул тьму, прочь побежал по лунному следу на росе. Душили боль и испуг, олень боялся радости, создающий рубцы в характере. От терзаний сверкнула на виске седина, он осознал жизненный смысл. На камнях тянулась цепочка следов от копыт кочевого стада. Рядом с оленихой растратил жизнь, поверив в мечту оставляющую след от сильной любви. Олениха помолодев душою, в утробе несла оленёнка.

            Навьюченный волк

      Владелец кочевал верхом на олене. На стоянке разжёг костер, оленя отпустил щипать ягель. Волк мучился рабством тления и вонзил клыки в оленя. Цедил кровяной закат олень, со слезами на глазах просил зверя не спешить. Уверял хищника, что скушав плоть, завтра он опять будет голодным. Пригласил волка на стойбище, где ежедневно пекли лепёшки и коптили добычу. Олень обещал волку, если не растерзает его, в стаде будет жить сытно. Волк поверил, согласился идти в гости к оленю. На становище, волк заметил, что у оленя на боку истёртое клеймо раба рабов, спина в гнойных шрамах. Волк засомневался, от лёгкого бремени истиралась шкура. У чума-жилища хозяин подал оленю лакомство соли, надел на становой хребет седло неволи. Нагрузил вьюки с грузом и отправил в трудовой путь. С равными правами волку подали кость, одели ошейник ига. Зверь обомлел, мотнулся взад-вперед, не желал пожизненно служить рабочей силой. Раб греху гордо сбросил хомут. Побежал по тайге с пустым нутром, не пошёл по тропе завьюченным. Невольник стаи от лжи повернул к небесной истине ради свободы волчат. Волк завыл на Луну, личная ответственность перед логовом зазвучала эхом.

            Болотный вздох

      Всеядный медведь бродил по тайге, питался корнями растений и ягодой на кочкарнике. Жир нагулял для зимней спячки, решил вытащить лося застрявшего в болоте и вкусить дохлой плоти. Чуя опасность иждивения, ворон напоминал быть внимательным. Каркал держаться тропы, по которой пришёл, справа была няша, слева трясина. Самонадеянный медведь не находил разницы между ними и провалился по пояс в вязкую жижу. Не мог шагать, лапы проваливались вниз, тина засасывала. Барахтался по горло, увязнув в грязи, уныло томился. Мыслил без паники, прощаясь с жизнью, думал, как её изменить. В трясине дольше мучился, в топи быстро задыхался. Раб падали душераздирающе стенал, узрев знак надежды безразличного Солнца. Желая облечься в небесное логово, жалко вздыхал об усыновлении. Ворон сел на ветку тальника и согнул её к когтям и клыкам. Ухватившись за соломинку, бедолага выбрался на сушу. Тесными оказались врата и узок путь, ведущие к духу жизни, немногие на нём дышали полной грудью и радовались судьбе.

            Истязание чувств

      Началось листопадное время. Сурок жил в вечном кошмаре, заметив опасность, вставал на задние лапы, свистел про любовные муки. Таскал для семьи на запас в кладовую отборный корм, озирался вокруг. Мохноногий сыч сидел на дереве и ухал. Испытанный огнём и водой сурок трясся от ужаса. Без лишних обещаний настороженно выскочив из временной норы, высматривал вкусную листву. Без обуз терпел сверх сил гнёт страха, переносил искушения чувств на прочность. Торопился покушать и уйти в супружескую спячку. Ветер пронёсся по увядшей стерне, заботливому зверьку не хватило смелости укрыться от мнимой напасти. Опрометью суетился в разноцветном дожде опадающей хвои. До помрачения разума пугали перемены погоды, кусали заморозки. Медведь собирал шишку-паданку, волк ждал, пока загустеет подшёрсток, лиса грелась на Солнце, в небе парили хищные птицы. Одержимый страстью бегал по косогору к зимовочной лёжке. Рискуя вырывался из когтей, ускользал из клыков. В ум боязнь в не вселилась, плоть не погубил испуг. Супруга разодрала душу надвое, сердце укрепила прочностью семейных уз. В уютном гнёздышке от ненасытной жажды счастья сурки полюбили тишину.

            Огненнокрылые звёзды

      Туманом обласканный закат в укладку небес сложил огненнокрылые звёзды, загадал мечту на лунные лучики. Порождённый всполох невпопад осыпался искрами. Сажей ночи усыплённые горы увенчались оперённой радугой. Потеряв призрачный покой, непроглядный сумрак ушёл навстречу облаку. За оленем не разбирая троп, брёл разбуженный медведь-шатун. Зарница гнездом поменялась с громом, молния снесла яйцо в туче. В пригоршнях дремот высиженная Луна выпорхнула в зенит. Окрылённое светило несло небесные гостинцы к земле. Радушие засияло в вечно новой душе у Полярной звезды. В игре теней замерцал семицвет, льдинками на дне засинела оттепель. Капелью простуженный медведь сбросил с плеч зимней сонливости груз в подтаявшую снежность. Под раскидистым кедром склонил голову, попробовал вкус забытых ощущений весны в чашечке первоцвета. Стал несдержанно грезить об открытых воротах жизни с рыжими веснушками мхов на дальних хребтах Млечного Пути.

            Слёзное озеро

      Солнце разрезало лучом зарю, в сумерках утонул закат, затмение предало мгле Луну. Обрушился край скалы, перекрыл вход в котловину. Иссяк ручей, вытекающий из ледника, питающий водой птиц, животных и ягель. В дыханием сна высохло цвета неба слёзное озеро. Засох ягель, завяли заросли кедрового стланика, похудели олени. Птахи в страхе улетали прочь через отвесные стены. У засохшего дна медведь напрасно искал влагу среди песка. Плыли воспоминанья в душе, медведь ревом ревел, утопал в слезах, просил звёзды не оставить горы в беде. Рыл сырой щебень на месте истока, горечью питал капли горя. Копал в темноте, терпением наполнял до края русло. Учился видеть смысл, где его не было. За веру желал получить спасение, продолжал ворошить порыв из каменных брызг. Питаясь росой и сухой корой, ручей просочился сквозь камнепад к холодному отсвету разума. Тень ушла с лика Луны, озеро стало чище, впадина богаче, надежда крепче. У медведя окреп медвежонок. Безрассудно доверял тому, чего не видели другие, в награду за веру замечал то, о чём догадывался. Умилением облаков умытую Луну, из помрачения сознания возвращал к озарённому осмыслению небес.

            Беззвёздная ночь

      Перезрелое солнечное семя закатилось за горизонт, залило раскалённой страстью зачатки облаков. Обожжённая огненным поцелуем заря, затмила Вечернюю звезду. Черной стеной сомкнулись скалы, в сумерках исчезла нить тропы. Судорожно глотала камни река, протёрла глаза болотная сова, нервно вертела ушами кабарга. Пытаясь рассеять мрак, олень не ушёл вдаль. Бесцельно блуждал по ягелю, в душу оседал метеоритный дождь. Олень вспомнил то, хотел забыть, мечтал изменить жизнь. Ветер молчал, дрожал полукруг растущей Луны, падали звезды излучая мрак. От похвальбы собака надавила на ощутимую мозоль. Таёжник у костра из опавшей хвои сплёл амулет снов, поймал мечты в ладошку. Тронув пустоту, искра закатилась в дым, стирая грани дозволенного ночь потемнела на стезе к заре, выгорела в рассветной прохладе. Из утробы тени пророс сеянец Солнца, стебелёк света зацепился за каменный узор, завязь распустилась цветком утра. Луч истины озарил сверкание капель росы над бездной тьмы.

            Твёрдая стойкость

      Странствуя по крутым горным склонам, таёжник падал и поднимался, спотыкался и взбирался и пришёл в отчаянье. Остановился в раздумье, тропа оборвалась у выступа утёса. Страх и сомнения сбили с пути слепое счастье. Осознал отсутствие памятки, ведущую к воплощению задуманного в жизнь. Уповая на небо, не повернул назад, увидел след, свернувший за скалу, но вскоре угодил в каменный мешок. Таёжник осмотрелся, в скале нашёл щель-выход. Тянулись тупики и обрывы в путаном пути. На вершине мерился силами с ветром, блуждал в снежных тучах. Терпел лишения, изнурялся трудом, опасался хищников. Тонул в болоте, осекался на камнепаде, изнемогал заботой. Чуял тепло Солнца и холод Луны, не обходился без доброго огня, пищу готовил на костре. Чем дальше шёл, тем шире открывался проход к призрачной цели. Разум видел промахи, исправлял их волей. Устремлению вверял сердце, вера жаждала стойкости. Размышляя, разум созерцал мир со всех точек зрения, ценил, что от жизни получил. Ошибка вела к истине, упадок делал выносливым, трудность прибавляла мощи. Характер вырабатывал без недостатков, мечту воплощал в реальность.

            Подорожник

      Суховей рвал плоть тумана, на скалы сметал горечь слёз. Заря терзала увечьями острые рожки Луны одиноко шедшей по небесным хлябям. У черты сумерек Звезда утра обожглась о рассветный луч. Головёшкой упала вниз, не выгорела душой в пепел. Склонила тлеющий уголь к земле, устала плакать навзрыд. Сердце стыло, превратилось в кровавую каплю, дрожь пробирала до шлака, слёзы срывались с искр. Печально побрела в бремя цветущих распадков и окончательно поблекла золой. У таёжной стези под высокой травой встретила подорожник. Цветок утешил дух прохожей звезды, заслонив листьями от солнечных ожогов. С лепестков охлаждённой влагой исцелял страдания, отмыл невзгоды. Звезда обрела душевный покой. В мире ожиданий отболел жар мучений, звезда ободрилась. Оживился пыл пламени, ищущий вехи на пути ввысь. В зените разверзлась мечта, связав удачу со стезёй разлуки. Тенью шла навстречу судьба, даря надежду, вела к истоку правды в багряной заре. Устремив взор на окрылённую звезду, подорожник окропился вечерней росой. Взошедшая звезда тихо разнесла по ветру семена света подчёркивать красоту рожек Луны в кружевах неба.

Читать книги о Тофаларии

• Читать книгу "Ленточки странствий"
  

• Читать книгу "Ловец Солнца"
  

• Читать книгу "Катышиндигеру"
  

• Читать книгу "Тропа в рассвет". – Иркутск : Артиздат, 2020. – 400 с. - pdf
  

В добрый путь

      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич