Орзагайская колючка. Тофалария
С порывом ледникового ветра скользнула грозовая туча, и вспышкой молнии одухотворила застывший в своём великолепии первозданный мир гор. Чистым бирюзовым цветом блеснула небесная странница отражением в кристаллической толще льда. Резкое дуновение валило с ног таёжника родившегося в тени орлиной горы Пирамида, но прислонившись к белому оленю, он стоял у трещины на поле ледника Ильина лежащего на овраге северного склона. У таёжника к ледникам было особое отношение. Он считал их источниками пресной воды, питающими родники для жизни. Здесь пытался найти свои корни, понять их историю, чтобы передать её следующему поколению. Пробудить у детей-сирот уважение к истинным ценностям и по зову предков кочевать в настоящий тайник ледников по потаенным родовым тропам. Передвигался таёжник пешком или верхом на олене по одному из самых отдаленных уголков континента. Опасаясь, затеряться среди ложных мнений, тосковать о прошлом, он завернувшись в звериные шкуры упрямо пробирался сквозь заросли карликовой берёзки и кедрового стланика, вяз в моховых болотах, преодолевал бурные ручьи и натыкался на россыпи валунов.
Расстояния были обманчивы, и горные кручи приближались медленно. По отпечаткам лап медвежьих поднялся в скальную брешь переломного перехода. С перевала его взору открылся красивый вид на Медвежье озеро. Спускался по снежнику, а потом в каменистой ложбине спугнул медведицу с медвежатами и пестуном. Быстро замелькали их тени по непроходимым утёсам. Беспутье к ничтожеству вело, а подняв голову, увидел полёт собрата орла, и последовал этой стезёй, иногда терявшейся в легкой дымке тумана. Не останавливаясь, словно по тягучей линии судьбы, вышел на небольшую вершинку. Напротив, из озера в цирке Двуглавого пика вытекал серебряной лентой Кинзелюкский водопад. Вода, падая на скалы, в лучах солнца разлетаясь хрустальными брызгами в радужном сиянии. На границе тундры и тайги олень в беззвёздную ночь искал сокровенную тропу по ветру и перебрёл на левый берег стремительного ручья. Под снегопадом поднимался на перевал к реке Фомкина. Не доходя до перевала, вновь заметил близкий полёт орла, и за ним повернул, на соседний перевал, ведущий к реке Орзагай. Таёжник брёл следом за летящей птицей по перевалам и гребням горных хребтов. В любви к свободе сердца их были единокровны на невидимой тропе непостижимых предков. Стараясь не оборвать трепетную нить согласия с запутанною жизнью рода, делал точные шаги. Разглядывал орлиную тень ложившуюся следом на долину и прилегающие скалы. По белой пурге застилающей холмистое плоскогорье в обход синеокого озера вышел к перевалу и по заросшей тропе начал спуск в долину реки Орзагай. В оправе цветов зеркальная река слепила немигающие глаза орла, и он на крыльях вверх поднялся над ягельным перевалом. Куропатки в зимнем оперении подняли шум в щебне и каменистых глыбах кратера под перевалом. Согнув в тесном ущелье спину, на перевал таёжник взбирался с надеждами и мечтами. По снежнику начал резкий подъем к подножию сверкающего колючим инеем Орзагайского гольца и повернул правее, вслед за промелькнувшей орлиной тенью вышел на хребет меж зыбкими истоками Орзагая. Отсюда открылся вид на холодный ледник белизной сверкающий в сапфире небосвода и орёл в полёте распростерший крылья зорко охранял этот покой. Красавец олень вскинув к спине ветвистые рога, зачарованно смотрел большими тёмными глазами, обрамленными светлой шерстью на эту одушевлённую полётом орла высь.
С полётом орла встречал таёжник рассветы и провожал закаты обнажённых узорах каменных рек. Вдвоём уходили от капризной лавины, плутали неверным шагом под звуки волн увитой хмарью Обманной реки. На горных перевалах время спешило иначе, уткнувшись в ненастье, сердце каменело на скрестившихся тропинках покорённых вершин. За вычетом нелепостей, вплетал прошения в узоры путевых камней. Сквозь моросящий дождь, радугу и благоприятный сон снисходил с неба Владыка духов знаком тени от орлиных крыльев, силу давал владеть мудростью тропы. С седловины перевала орёл полетел по новому направлению в сторону долины Прямого Казыра, но обогнув заросший кашкарой отрог, попал в марево туманного перевала. На перевале таёжник обошёл вокруг небесных камней Обо отводящих ненастье над истоками рек и про себя прокричал Хозяину перевала заветную просьбу пропустить его к духовному началу гор. Медленно набирая высоту, пересёк снежник и осыпи, поднялся на Гольцовый перевал, на котором в изумлении увидел ослепительно белыми пиками устремлённые к небу стойбище Орзагайских Юрт. Открывшийся первозданный мир, очаровывал и завораживал своим неповторимым изяществом и единством. От нерукотворного чуда миражей вершин и горизонтов в узкой полоске багряного заката захватывало дух. В плену тревожных снов и сумраке ненастья оживал под рассветным лучом хребет Агульских белков, удивительными нагромождениями скал и крутых осыпей. В тёмные ущелья стекала вода с вековых залежей снега, над ним в прозрачной синеве силуэт орла неподвижно парил. В глубокой впадине перламутровая жемчужина блестела остатками озёрного льда, и властно шагал по снежнику Хозяин небесных гор - ирбис. За перевалами, поднимались зубчатые очертания белков, над которыми величественно воспаряло жилище снежного барса пик Юрта-Небо. Блеснула серебром инея Луна, не теряя высоты, таёжник двинулся по краю ягельного склона, перевального гребня к зарослям Саган-Дайля. Вровень с орлом по камням и каскадам слоистого льда пересёк горный хребет. Небесное стойбище Орзагайских Юрт в бесконечность упиралось остроконечными уступами громадных темных скал, освобождаясь от тяжкого бремени изморози. Под Юртами стелилась зажатая в узком ущелье, круто падающая вниз, полоса белого ледника.
С трех сторон личную жизнь ледника окружало стойбище конусообразных каменных Юрт. Восточная Юрта-Расцвет, центральная Юрта-День, и в облачении снежуры западная Юрта-Закат. Казалось пропасти каменных Орзагайских Юрт и есть край земли, где звёзды пропахли льдом и первозданные дали растворялись в бесконечности. По пути очертаний полёта орла, с трудом поддерживая равновесие, поднялся к широкому языку сползающего льда, зажатого между острыми шипами вершин. Вода, вытекая из-подо льда, тонкими подмороженными струйками разливалась по гладкому хрусталю золотистых скал. Под скалами падающий ветер засыпал корку льда щебнем пирита, а по краям скользили живые крупинки кварца. На выпуклой ледяной толщи сомневались глубокие трещины. Недоверчиво колебались, шуршали и скрипели при тугом напряжении лазоревого тела ледяного массива. Крадучись брёл таёжник на перевал между пиками Юрт по краю льда навстречу ледниковому ветру. Прощупывая снег, закрывающий подозрение параллельных трещин, иногда проваливался в пустые раздумья. Выдохнув неуверенность, по следу орлиной тени, осторожно пересек пологую часть. Вдоль линии соприкосновения ледника со скальными наслоениями на склонах ледниковой впадины, робко обошёл глубокую трещину срединного вала льда. Вышел к краю скал и поднялся по плотному снежному мостику в небольшую складку под перевалом с широкой краевой трещиной. По льду, меж двух неприступных вершин взошёл на перевал и остался наедине с самим собой. Под свист лютого ветра, на осыпанном гребне в кругу колючих призраков Орзагайских Юрт ожидал знамение. В порыве нежданном облака устремлялись к заре, и он легко вообразил себе, что могли видеть и слышать далекие предки. Над качнувшимся снегом крутизны диких вершин крылья орла рвали в клочья лазурное небо. Догнать пытался летящий намёк по стонавшим ледниковым глыбам, словно за беспечную жизнь цеплялся. Знак разрешал свозь скользкую и скрипящую расщелину зарыться в недра неизведанной души ледника, где подлёдная вода отражала лазурь небес и не замерзала.
Балансируя в узких коридорах ледяных пещер и отвесных утесах, кружился босиком по прожилкам и самородковым россыпям в бегущей ледяной воде, перемешенной с острым шелестом снега. Бирюза ледяных стен светлыми и темными слоями напластовывалась волнами на золотоносную руду. Свисали сосульки и каплями жемчуга ударяли в бубен кварцевой жилы. Кожа льда рвалась, дыхание осушалось, вытягивая золотые соки, отвердевший без злых углов ледник усыхал. От суеверного страха увядали ягельные пастбища для оленей, и древняя тропа предков на куски ломалась. Пел и плакал ледник, сильно страдая глубоким стоном, просил почуять зов предков. Сложив ледяные ладони ковшиком, таёжник зачерпнул кристально чистую воду с шипами шуги. Расплавленные иглы льда по капле радости выпускал на волю. Дышал полной грудью, и блеск золотоносного каменного котла проросшего изморозью наполнял теплом и светом. Страдая в объятиях одиночества и неизвестности, перед белизной ледяных игл голову склонил, стремясь ощутить и услышать сущность гор в созидании. Преодолевая сонливость, осязал видения, в которых предки звали через стойбища Юрт, к счастью прожитых дней. Горы и ледниковые шрамы некогда не молчали, они звучали в внутри сердца ледниковым камланием. Рассеялись сумерки вечности, и духовное семейство родственных душ Большой Медведицы невесомо сидело в ледяной Юрта-Ночь и приглашало в особый мир воспоминаний. Кочевники и таёжники, оленеводы и охотники, травники и знахари, мыслители и провидцы на золотых самородках сквозь стёртый лёд сверкали путеводными звездами в лунной кайме. Все те, кто были с кочевниками, с годами не старели, а читали судьбы и делились правдой опыта жизни имеющего охраняющую силу. В светлых мгновениях пример предков, помогал принимать трудные решения, придавал смелость, уверенность, делая проводником воли Хозяина гор. Ломая невзгоды, таёжник старался почувствовать единое время, как настоящее и творить своё второе небо. Ощущение сопричастности высшей жизни, длинные узоры мыслей развивающихся само собой путались. Суровый и нежно кроткий зов будоражил, в неосознанном порыве призывал подобно древним повадкам орлиным сердце радовать кочевою тропою, петляющую вверх и вниз по горному кругу. Не грустить в суете и в покое, а на оленях по первому снегу заниматься пушной охотой. Помнить ягельные пастбища и стойбища своего рода, подчиняя жизнь ритму миграции зверей. Кочевая жизнь коротка, как яркий миг, а устремления будут всегда безграничны.
Минуя счастье светлого мира надежд, откуда сложно уходить, сквозь расщелину таёжник взглянул наверх, и увидел, что лазурное небо в перезвоне ручьев зажглось розовым светом молний. Из-за пламенеющих скалистых вершин Орзагайских Юрт покрытых снегом выпрыгнули рваные тучи. Одинокое хмурое облако закрутилась над крутым гребнем белокрылого ледника и замкнула небеса непроницаемой занавеской. Сверкнула гроза, низвергая с высоты струйки вод на спрессованные слои снега. От громового крика с небес, на кромку ледника в презренной суете упали каменные наконечники, подпрыгнув на скалах, побежали по скользкому льду. Гулкое эхо с глубокой тоской отдавало в окружающих скалах, долго затухая в густом тумане. Камни с подвижной осыпи сыпались с диким звоном в белоснежную пропасть льда, вызывая падение крошившихся льдинок. Задышал полной грудью ледник, рискуя навечно застрять, стал круче и толще, оторвался от золотого дна и неспешно потёк. Вздыхал под тяжёлым гнётом тёмного облака лёд и талый ручей, падающий с ледника, сдвигая берега к склонам гор, спрятал золотые жилы скал внутри селевого потока.
В лучах вечной надежды выбирался таёжник ближе к солнечному свету. Чуть касаясь глади льда, вышел из облака, с грустью взглянул через мостик радуг на ледяную опору Орзагайских Юрт с широких озёрных холмов Медвежьего перевала. Поедая траву в кедровом стланике, медвежья семья не обращала на горы внимания. По белым пятнам ягеля в лучах рассветного солнца окрылённо шёл по гребню хребта, а рядом в упругом, чистом и прозрачном воздухе широко расправив крылья, спокойно и красиво в светлом зареве лучей орлы танцевали. Представляя, будто вместе с птицами пронзал поток пространства между склонов гор, направился к связке перевалов. Падал реденький снежок, а за перевальной точкой, тундры склон пошёл круто вниз косогором. По промоинам и под напором ветра с узкой теснины спустился к ковру карликовой берёзки в долине Прямого Казыра. Оказавшись на крутом и высоком берегу Долгого Ключа, столкнулся с изюбрями - стражами перевала. Заслышав человека, побежало стадо в исток Тофаларского Ключа призрачными миражами за свистом лютого ветра. С седловины перевала на рубеже меж разными мирами вставали отвесной стеной Агульские белки, склоняясь сутуло под ожившими снами. Увязло солнце в туманной зависти, в лабиринте скал блуждая. Из крепких объятий вслед за орлом вышло на край висячей долины и спустилось к реке мелеющей радости. Прошло золотую россыпь каменистого притока по кромке льда, минуя лёгкое счастье, и на следующем перевале обрело подлинный простор. Не торопясь осилило перевал, обогнуло облака по колено в метели. Видимость падала, и вьючный олень даже не чуял направление. Ожидая, когда откроется перевал, читало мысли оленя. Не тёмные тучи, не туман, не мороз не пугал оленя, чутким ухом бережно ловил он голос гор. Кочевал олень по звёздному следу в ожидании Солнца и лениво с разгона по Млечной тропе перескочил к поднебесным водопадам. При отсветах ночных радуг на наклонных скальных плитах, повернул к истоку ручья и огляделся. Невысокая Луна зацепилась за смуглые скалы похожие на Юрты, а напротив морозил дождик, словно в дымке холодной посреди звёздных снежинок строил мост ледяной. Тёмной ночью поверил знамению лунной радуги и вышел олень в широкие открытые верховья реки с отражающим звёзды горным озером под перевалом Монгольский. Прямо на ребе перевала буйно цвёл золотой корень, и важенка, к спине рога откинув, солнечный ягель жевала. С Монгольского перевала под знамением орла летящего к Утренней звёздочке чудесами оленя манил Хозяин таёжной жизни Чатыг-Хемский ледник, откуда нелегко возвращаться.
Содержание |
Сборник стихов
- Солнечное злато
- Серебро луны
Книга "Ленточки странствий"
В зерцале душ вселенной бездонный полог тёмно-синий, |
Книга "Ловец Солнца"
В добрый путь
Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич
