Орзагайская колючка. Тофалария

Материал из IrkutskWiki
(Различия между версиями)
Перейти к: навигация, поиск
Строка 1: Строка 1:
 
<div class= style="background: #32CD32; border-width: 2px; border-style: solid; border-color: #008000"><font color="white">Тофалария — историко-культурный регион в центральной части Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями лекарственных трав.</font></div>
 
<div class= style="background: #32CD32; border-width: 2px; border-style: solid; border-color: #008000"><font color="white">Тофалария — историко-культурный регион в центральной части Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями лекарственных трав.</font></div>
 
[[Файл:Восточный Саян. Тофалария. Русин Сергей Николаевич. 3.jpg.jpg]]<br>
 
[[Файл:Восточный Саян. Тофалария. Русин Сергей Николаевич. 3.jpg.jpg]]<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>С порывом ледникового ветра скользнула грозовая туча, и вспышкой молнии одухотворила застывший в своём великолепии первозданный мир гор. Чистым бирюзовым цветом блеснула небесная странница отражением в кристаллической толще льда. Резкое дуновение валило с ног таёжника родившегося в тени орлиной горы Пирамида, но прислонившись к белому оленю, он стоял у трещины на поле ледника Ильина лежащего на овраге северного склона. У таёжника к ледникам было особое отношение. Он считал их источниками пресной воды, питающими родники для жизни. Здесь пытался найти свои корни, понять их историю, чтобы передать её следующему поколению. Пробудить у детей-сирот уважение к истинным ценностям и по зову предков кочевать в настоящий тайник ледников по потаённым родовым тропам. Передвигался таёжник пешком или верхом на олене по одному из самых отдаленных уголков континента. Опасаясь, затеряться среди ложных мнений, тосковать о прошлом, он завернувшись в звериные шкуры упрямо пробирался сквозь заросли карликовой берёзки и кедрового стланика, вяз в моховых болотах, перебрёл бурные ручьи и натыкался на россыпи валунов.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>С порывом ледникового ветра скользнула грозовая туча, и вспышкой молнии одухотворила застывший в своём великолепии первозданный мир гор. Чистым бирюзовым цветом блеснула небесная странница отражением в кристаллической толще льда. Рождённого в орлиной тени горы Пирамида резкое дуновение валило с ног, но человек прислонившись к белому оленю, стоял у трещины на поле ледника Ильина лежащего на овраге северного склона. У таёжника к ледникам было особое отношение. Он считал их источниками пресной воды, питающими родники для жизни. Здесь пытался найти свои корни, понять их историю, чтобы передать её следующему поколению. Пробудить у детей-сирот уважение к истинным ценностям и по зову предков кочевать в настоящий тайник ледников по потаённым родовым тропам. Передвигался таёжник пешком или верхом на олене по одному из самых отдаленных уголков континента. Опасаясь, затеряться среди ложных мнений, тосковать о прошлом, он завернувшись в звериные шкуры упрямо пробирался сквозь заросли карликовой берёзки и кедрового стланика, вяз в моховых болотах, перебрёл бурные ручьи и натыкался на россыпи валунов.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Расстояния были обманчивы, а горные кручи приближались медленно. По отпечаткам медвежьих лап поднялся в скальную брешь переломного перехода. С перевала его взору открылся красивый вид на Медвежье озеро. Спускался по снежнику, а потом в каменистой ложбине спугнул медведицу с медвежатами и пестуном. Быстро замелькали их тени по непроходимым утёсам. Беспутье к ничтожеству вело, а подняв голову, видел направление полёта собрата орла, и последовал этой стезёй, иногда терявшейся в легкой дымке тумана. Не останавливаясь, словно по тягучей линии судьбы, вышел на небольшую вершинку. Напротив, из озера впадины Двуглавого пика вытекал серебряной лентой Кинзелюкский водопад. Вода, падая на скалы, в лучах солнца разлетаясь хрустальными брызгами в радужном сиянии. На границе тундры и тайги олень в беззвёздную ночь искал сокровенную тропу по ветру и перебрёл на левый берег стремительного ручья. Под снегопадом поднимался на перевал к реке Фомкина. Не доходя до перевала, вновь заметил близкий полёт орла, и за ним повернул, на соседний перевал, ведущий к реке Орзагай. Таёжник брёл следом за летящей птицей по перевалам и гребням горных хребтов. В любви к свободе сердца их были единокровны на невидимой тропе непостижимых предков. Стараясь не оборвать трепетную нить согласия с запутанною жизнью рода, делал точные шаги. Разглядывал орлиную тень ложившуюся следом на долину и прилегающие скалы. По белой пурге застилающей холмистое плоскогорье в обход синеокого озера вышел к перевалу и по заросшей тропе начал спуск в долину реки Орзагай. В оправе первоцвета зеркальная река слепила немигающие глаза орла, и он на крыльях вверх поднялся над ягельным перевалом. Куропатки в зимнем оперении подняли шум в щебне и каменистых глыбах оврага под перевалом. Согнув в тесном ущелье спину, на перевал таёжник взбирался с надеждами и мечтами. По снежнику начал резкий подъем к подножию сверкающего колючим инеем Орзагайского гольца и повернул правее, вслед за промелькнувшей орлиной тенью вышел на хребет меж зыбкими истоками Орзагая. Отсюда открылся вид на холодный ледник белизной сверкающий в сапфире небосвода и орёл в полёте распростерший крылья зорко охранял этот покой. Красавец олень вскинув к спине ветвистые рога, зачарованно смотрел большими тёмными глазами, обрамленными светлой шерстью на эту оживающую орлиным полётом высь.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Расстояния были обманчивы, а горные кручи приближались медленно. По отпечаткам медвежьих лап поднялся в скальную брешь переломного перехода. С перевала его взору открылся красивый вид на Медвежье озеро. Спускался по снежнику, а потом в каменистой ложбине спугнул медведицу с медвежатами и пестуном. Быстро замелькали их тени по непроходимым утёсам. Беспутье к ничтожеству вело, а подняв голову, видел направление полёта собрата орла, и последовал этой стезёй, иногда терявшейся в легкой дымке тумана. Не останавливаясь, словно по тягучей линии судьбы, вышел на небольшую вершинку. Напротив, из озера впадины Двуглавого пика вытекал серебряной лентой Кинзелюкский водопад. Вода, падая на скалы, в лучах солнца разлетаясь хрустальными брызгами в радужном сиянии. На границе тундры и тайги олень в беззвёздную ночь искал сокровенную тропу по ветру и перебрёл на левый берег стремительного ручья. Под снегопадом поднимался на перевал к реке Фомкина. Не доходя до перевала, вновь заметил близкий полёт орла, за ним повернул на соседний перевал, ведущий к реке Орзагай. Таёжник брёл следом за летящей птицей по перевалам и гребням горных хребтов. В любви к свободе сердца их были единокровны на невидимой тропе непостижимых предков. Стараясь не оборвать трепетную нить согласия с запутанною жизнью рода, делал точные шаги. Разглядывал орлиную тень ложившуюся следом на долину и прилегающие скалы. По белой пурге застилающей холмистое плоскогорье в обход синеокого озера вышел к перевалу и по тропе начал спуск в долину реки Орзагай. В оправе первоцвета зеркальная река слепила немигающие глаза орла. Над ягельным перевалом он на крыльях поднимался в верхний мир. Куропатки в зимнем оперении подняли шум в щебне и каменистых глыбах оврага. Согнув в тесном ущелье спину, на перевал таёжник взбирался с надеждами и мечтами. По снежнику начал резкий подъем к подножию сверкающего колючим инеем Орзагайского гольца и повернул правее, вслед за промелькнувшей орлиной тенью вышел на хребет меж зыбкими истоками Орзагая. Отсюда открылся вид на холодный ледник белизной сверкающий в сапфире небосвода и орёл в полёте распростерший крылья зорко охранял этот покой. Красавец олень вскинув к спине ветвистые рога, зачарованно смотрел большими тёмными глазами, обрамленными светлой шерстью на эту оживающую орлиным полётом высь.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Встречал вместе с оленем, как брат таёжник рассветы и провожал закаты в обнажённых узорах каменных рек. Уходили от капризной лавины, плутали неверным шагом у волн увитой хмарью Обманной реки и делили вместе обед. На горных перевалах время спешило иначе, уткнувшись в ненастье, сердце каменело на скрестившихся тропинках покорённых вершин. За вычетом нелепостей, вплетали прошения в узоры путевых камней, мечтая каждый о своём. Сквозь моросящий дождь, радугу и благоприятный сон снисходил с неба Владыка духов знаком тени от орлиных крыльев, силу давал владеть мудростью тропы. С седловины перевала лениво орёл наш махнул крыльями по новому направлению в сторону долины Прямого Казыра, но обогнув заросший кашкарой отрог, попал в мареве туманного перевала. Таёжник обошёл вокруг небесных камней отводящих ненастье над истоками рек и в глубине сердца прокричал Хозяину перевала заветную просьбу пропустить его к духовному началу гор. Медленно набирая высоту, пересёк снежник и осыпи, поднялся на Гольцовый перевал, на котором в изумлении увидел ослепительно белыми пиками устремлённые к небу стойбище Орзагайских Юрт. Открывшийся первозданный мир, очаровывал и завораживал своим неповторимым изяществом и единством. От нерукотворного чуда нереальных вершин в узкой полоске багряного заката захватывало дух. В плену тревожных снов и сумраке ненастья оживал под рассветным лучом хребет Агульских белков, удивительными нагромождениями скал и крутых осыпей. В тёмные ущелья стекала вода с вековых залежей снега, над ним в прозрачной синеве зори силуэт орла неподвижно парил. В глубокой впадине перламутровая жемчужина блестела остатками озёрного льда, и властно шагал по снежнику Хозяин небесных гор - ирбис. За перевалами, поднимались зубчатые очертания белков, над которыми величественно воспаряло жилище снежного барса пик Юрта-Небо. Блеснул серебром лунный иней, не теряя высоты, таёжник двинулся по краю ягельного склона, перевального гребня к зарослям Саган-Дайля. Вровень с орлом по камням и каскадам слоистого льда пересёк горный хребет. Небесное стойбище Орзагайских Юрт в бесконечность упиралось остроконечными уступами громадных темных скал, освобождаясь от тяжкого бремени изморози. Под Юртами стелилась зажатая в узком ущелье, круто падающая вниз, полоса белого ледника.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>С оленем, как брат таёжник встречал рассветы и провожал закаты в обнажённых узорах каменных рек. Вместе уходили от капризной лавины, плутали неверным шагом у волн увитой хмарью Обманной реки и делили соль и сухари. На горных перевалах время спешило иначе, уткнувшись в ненастье, сердце каменело на скрестившихся тропинках покорённых вершин. За вычетом нелепостей, вплетали прошения в узоры путевых камней, мечтая каждый о своём. Сквозь моросящий дождь, радугу и благоприятный сон снисходил с неба Владыка духов знаком тени от орлиных крыльев, силу давал владеть мудростью тропы. Над седловиной перевала орёл лениво махнул крылом по новому направлению в сторону долины Прямого Казыра, но обогнув заросший кашкарой отрог, затаился в мареве туманного перевала. Таёжник обошёл вокруг небесных камней отводящих ненастье над истоками рек и в глубине сердца прокричал Хозяину гор заветную просьбу пропустить его к духовному началу. Медленно набирая высоту, пересёк снежник и осыпи, поднялся на Гольцовый перевал, на котором в изумлении увидел ослепительно белыми пиками устремлённые к небу стойбище Орзагайских Юрт. Открывшийся обзор среднего мира, очаровывал и завораживал своим неповторимым изяществом и единством. От нерукотворного чуда нереальных вершин в узкой полоске багряного заката захватывало дух. В плену тревожных снов и сумраке ненастья оживал под рассветным лучом хребет Агульских белков, удивительными нагромождениями скал и крутых осыпей. В тёмные ущелья стекала вода с вековых залежей снега, над ним в прозрачной синеве зори силуэт орла неподвижно парил. В глубокой впадине перламутровая жемчужина блестела остатками озёрного льда, и властно шагал по снежнику Хозяин небесных гор - ирбис. За перевалами, поднимались зубчатые очертания белков, над которыми величественно воспаряло жилище снежного барса пик Юрта-Небо. Блеснул серебром лунный иней, не теряя высоты, таёжник двинулся по краю ягельного склона, перевального гребня к зарослям Саган-Дайля. Вровень с орлом по камням и каскадам слоистого льда пересёк горный хребет. Стойбище Орзагайских Юрт в небесную бесконечность упиралось остроконечными уступами громадных тёмных скал, освобождаясь от тяжкого бремени изморози. Под Юртами стелилась зажатая в узком ущелье, круто падающая в нижний мир, полоса белого ледника.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>С трех сторон личную жизнь ледника окружало стойбище конусообразных каменных Юрт. Восточная Юрта-Расцвет, центральная Юрта-День, и в облачении снежуры западная Юрта-Закат. Казалось пропасти каменных Орзагайских Юрт и есть край земли, где звёзды пропахли льдом и первозданные дали растворялись в бесконечности. По пути очертаний полёта орла, с трудом поддерживая равновесие, поднялся к широкому языку сползающего льда, зажатого между острыми шипами вершин. Вода, вытекая из-подо льда, тонкими подмороженными струйками разливалась по гладкому хрусталю золотистых скал. Под скалами падающий ветер засыпал корку льда щебнем пирита, а по краям скользили живые крупинки кварца. На выпуклой ледяной толщи сомневались глубокие трещины. Недоверчиво колебались, шуршали и скрипели при тугом напряжении лазоревого тела ледяного массива. Крадучись брёл таёжник на вершину между пиками Юрт по краю льда навстречу ледниковому ветру. Прощупывая снег, закрывающий подозрение параллельных трещин, иногда проваливался в пустые раздумья. Выдохнув неуверенность, по следу орлиной тени, осторожно пересек пологую часть. Вдоль линии соприкосновения ледника со скальными наслоениями на склонах ледниковой впадины, робко обошёл глубокий разлом срединного вала льда. Вышел к краю скал и поднялся по плотному снежному мостику в небольшую складку под верхней частью ледника с широким краевым оседанием. По льду, меж двух неприступных Юрт взошёл на вершину ледника и остался наедине с самим собой. Под свист лютого ветра, на осыпанном гребне в кругу колючих призраков Орзагайских Юрт ожидал знамение. В порыве нежданном облака устремлялись к заре, и он легко вообразил себе, что могли видеть и слышать далекие предки. Над качнувшимся снегом крутизны диких вершин крылья орла рвали в клочья лазурное небо. Догнать пытался летящий намёк по стонавшим ледниковым глыбам, словно за беспечную жизнь цеплялся. Знак разрешал сквозь скользкую и скрипящую расщелину зарыться в недра неизведанной души ледника, где подлёдная вода отражала лазурь небес и не замерзала.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>С трех сторон личную жизнь ледника окружало стойбище конусообразных каменных Юрт. Восточная Юрта-Расцвет, центральная Юрта-День, и в облачении снежуры западная Юрта-Закат. Казалось пропасти каменных Орзагайских Юрт и есть край земли, где звёзды пропахли льдом и первозданные дали растворялись в бесконечности. По пути очертаний полёта орла, с трудом поддерживая равновесие, поднялся к широкому языку сползающего льда, стиснутого острыми шипами вершин. Стекая по льду, тонкими подмороженными струйками вода разливалась по гладкому хрусталю золотистых скал. Под скалами падающий ветер засыпал корку льда щебнем пирита, а по краям скользили живые крупинки кварца. На выпуклой ледяной толщи сомневались глубокие трещины. Недоверчиво колебались, шуршали и скрипели при тугом напряжении лазоревого тела ледяного массива. Крадучись брёл таёжник между пиками Юрт по краю льда навстречу потоку ледникового ветра. Прощупывая снег, закрывающий подозрение параллельных трещин, иногда проваливался в пустые раздумья. Выдохнув неуверенность, по следу орлиной тени, осторожно пересек пологую часть колебаний. Вдоль линии соприкосновения ледника со скальными наслоениями на склонах ледниковой впадины, робко обошёл глубокий разлом срединного вала льда. Вышел к краю скал и поднялся по плотному снежному мостику в небольшую складку под верхней частью ледника с широким краевым оседанием. По льду, меж двух неприступных Юрт взошёл на вершину ледника и остался наедине с самим собой. Под свист лютого ветра, на осыпанном гребне в кругу колючих призраков Орзагайских Юрт ожидал знамение. В порыве нежданном облака устремлялись к заре, а он легко вообразил себе, что могли видеть и слышать далекие предки. Над качнувшимся снегом крутизны диких вершин крылья орла рвали в клочья лазурное небо. Догнать пытался летящий намёк по стонавшим ледниковым глыбам, словно в забытье за беспечную жизнь цеплялся. Знак разрешал сквозь скрипящий полог расщелин перешагнуть и зарыться в недра неизведанной души ледника, где подлёдная вода отражающая небеса по не замерзающему дну вела в нижний мир где заходит солнце.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Балансируя в узких коридорах ледяных пещер и отвесных утесах, кружился босиком по прожилкам и самородковым россыпям в бегущей ледяной воде, перемешенной с острым шелестом снега. Бирюза ледяных стен светлыми и тёмными слоями напластовывалась волнами на золотоносную руду. Свисали сосульки и каплями жемчуга ударяли в бубен кварцевой жилы. Кожа льда рвалась, дыхание осушалось, вытягивая золотые соки, отвердевший без злых углов ледник усыхал. От суеверного страха увядали ягельные пастбища для оленей, и древняя тропа предков на куски ломалась. Пел и плакал ледник, сильно страдая глубоким стоном, просил почуять вечный зов снежных гор. Сложив ледяные ладони ковшиком, таёжник зачерпнул кристально чистую воду с шипами шуги. Расплавленные иглы льда по капле радости выпускал на волю. Дышал полной грудью, и блеск золотоносного каменного котла проросшего изморозью наполнял теплом и светом. Страдая в объятиях одиночества и неизвестности, перед белизной ледяных игл голову склонил, стремясь ощутить и услышать сущность гор в созидании. Преодолевая сонливость, осязал видения, в которых предки звали через стойбища Юрт, к счастью прожитых дней. Горы и ледниковые шрамы некогда не молчали, они звучали в внутри сердца ледниковым камланием. Рассеялись сумерки вечности, и духовное семейство родственных душ Большой Медведицы невесомо сидело в ледяной Юрта-Ночь и приглашало в особый мир воспоминаний. Кочевники и таёжники, оленеводы и охотники, травники и знахари, мыслители и провидцы на золотых самородках сквозь стёртый лёд сверкали путеводными звездами в лунной кайме. Все те, кто в хождениях с годами не старели, а читали судьбы и делились правдой опыта жизни имеющего охраняющую силу. В светлых мгновениях пример предков, помогал принимать трудные решения, придавал смелость, уверенность, делая проводником воли Хозяина гор. Ломая невзгоды, таёжник старался почувствовать единое время, как настоящее и творить своё второе небо. Ощущение сопричастности высшей жизни, длинные узоры мыслей развивающихся само собой путались. Суровый и нежно кроткий зов будоражил, в неосознанном порыве призывал подобно древним повадкам орлиного сердца радовать кочевою тропою, вверх и вниз по горному кругу. Не грустить в суете и в покое, а на оленях по первому снегу заниматься пушной охотой. Помнить ягельные пастбища и стойбища своего рода, подчиняя жизнь ритму передвижений зверей. Как яркий миг нести в сердце короткую кочевую жизнь, предвидя, что устремления будут всегда безграничны.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Балансируя в узких коридорах ледяных пещер и отвесных утесах, кружился босиком по прожилкам и самородковым россыпям в бегущей ледяной воде, перемешенной с острым шелестом снега. Бирюза ледяных стен светлыми и тёмными слоями напластовывалась волнами на золотоносную руду. Свисали сосульки и каплями жемчуга ударяли в бубен кварцевой жилы первого яруса. Кожа льда рвалась, дыхание осушалось, вытягивая золотые соки, отвердевший без злых углов ледник усыхал. От суеверного страха увядали ягельные пастбища для оленей, и древняя тропа предков на куски ломалась. Пел и плакал ледник, сильно страдая глубоким стоном, просил почуять вечный зов снежных гор. Сложив ледяные ладони ковшиком, таёжник зачерпнул кристально чистую воду с шипами шуги. Расплавленные иглы льда по капле радости выпускал на волю. Дышал полной грудью, и блеск золотоносного каменного котла проросшего изморозью наполнял теплом и светом. Страдая в объятиях неизвестности, перед белизной ледяных игл голову склонил, стремясь ощутить и услышать сущность гор в созидании. Преодолевая сонливость, осязал видения, в которых предки звали через стойбища Юрт, к счастью прожитых дней. Горы и ледниковые шрамы некогда не молчали, они звучали в внутри сердца ледниковым камланием. Рассеялись сумерки вечности, и духовное семейство родственных душ Большой Медведицы невесомо сидело на суглане в ледяной Юрта-Ночь и приглашало в особый мир воспоминаний. Левую половину третьего яруса занимали женщины, правую - мужчины вступая в общение с духами. Кочевники и таёжники, оленеводы и охотники, травники и знахари, мыслители и провидцы на золотых самородках сквозь стёртый лёд сверкали отражением путеводных звёзд в лунной кайме. Все те, кто в хождениях с годами не старели, а читали судьбы и делились правдой опыта жизни имеющего охраняющую силу. В светлых мгновениях пример предков, помогал принимать трудные решения, придавал смелость, уверенность, делая проводником воли Хозяина гор. Ломая невзгоды, таёжник старался почувствовать единое время, как настоящее и творить своё второе небо. Ощущение сопричастности высшей жизни, длинные узоры мыслей развивающихся само собой путались. Суровый и нежно кроткий зов будоражил, в неосознанном порыве призывал подобно древним повадкам орлиного сердца радовать кочевою тропою, вверх и вниз по горному кругу. Не грустить в суете и в покое, а на оленях по первому снегу заниматься пушной охотой. Помнить ягельные пастбища и стойбища своего рода, подчиняя жизнь ритму передвижений зверей. Как яркий миг нести в сердце короткую кочевую жизнь, предвидя, что устремления будут всегда безграничны.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Минуя счастье светлого мира надежд, откуда сложно уходить, сквозь расщелину таёжник взглянул наверх, и увидел, что лазурное небо в перезвоне ручьев зажглось розовым светом молний. Из-за пламенеющих скалистых вершин Орзагайских Юрт покрытых снегом выпрыгнули рваные тучи. Одинокое хмурое облако закрутилась над крутым гребнем белокрылого ледника и замкнула небеса непроницаемой занавеской. Сверкнула гроза, низвергая с высоты струйки вод на спрессованные слои снега. От громового крика с небес, на кромку ледника в презренной суете упали каменные наконечники, подпрыгнув на скалах, побежали по скользкому льду. Гулкое эхо с глубокой тоской отдавало в окружающих скалах, долго затухая в густом тумане. Камни с подвижной осыпи сыпались с диким звоном в белоснежную пропасть льда, вызывая падение крошившихся льдинок. Задышал полной грудью ледник, рискуя навечно застрять, стал круче и толще, оторвался от золотого дна и неспешно потёк. Вздыхал под тяжёлым гнётом тёмного облака лёд и талый ручей, падающий с ледника, сдвигая берега к склонам гор, спрятал золотые жилы скал внутри селевого потока.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Минуя счастье светлого мира надежд, откуда сложно уходить, сквозь расщелину таёжник взглянул наверх, где восходит солнце и увидел, что лазурное небо в перезвоне ручьев зажглось розовым светом молний. Из-за пламенеющих скалистых вершин Орзагайских Юрт покрытых снегом выпрыгнули рваные тучи. Одинокое хмурое облако закрутилась над крутым гребнем ледника и замкнула небеса непроницаемым пологом. Сверкнула гроза, низвергая с высоты струйки вод на спрессованные слои снега. От громового крика с небес, на кромку ледника в презренной суете упали каменные наконечники, подпрыгнув на скалах, побежали по скользкому льду. Гулкое эхо с глубокой тоской отдавало в окружающих скалах, долго затухая в густом тумане. Камни с подвижной осыпи сыпались с диким звоном в белоснежную пасть льда, вызывая падение крошившихся льдинок. Задышал полной грудью ледник, рискуя навечно застрять, стал круче и толще, оторвался от золотого дна и неспешно потёк. Вздыхал под тяжёлым гнётом тёмного облака лёд и талый ручей, падающий с ледника, сдвигая берега к склонам гор - спрятал золотые жилы скал внутри селевого потока.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>В лучах вечной надежды выбирался таёжник ближе к солнечному свету. Чуть касаясь глади льда, вышел из облака, с грустью взглянул через мостик радуг на ледяную опору Орзагайских Юрт с широких озёрных холмов Медвежьего перевала. Поедая траву в кедровом стланике, медвежья семья не обращала на горы внимания. По белым пятнам ягеля в лучах рассветного солнца окрылёно шёл по гребню хребта, а рядом в упругом, чистом и прозрачном воздухе широко расправив крылья, спокойно и красиво в светлом зареве лучей орлы танцевали. Представляя, будто вместе с птицами пронзал поток пространства между склонов гор, направился к связке перевалов. Падал реденький снежок, а за перевальной точкой, тундры склон пошёл круто вниз косогором. По промоинам и под напором ветра с узкой теснины спустился к ковру карликовой берёзки в долине Прямого Казыра. Оказавшись на крутом и высоком берегу Долгого Ключа, столкнулся с изюбрями - стражами перевала. Заслышав человека, побежало стадо в исток Тофаларского Ключа призрачными миражами за свистом лютого ветра. С седловины перевала на рубеже меж разными мирами вставали отвесной стеной Агульские белки, склоняясь сутуло под ожившими снами. Увязло солнце в туманной зависти, в лабиринте скал блуждая. Из крепких объятий вслед за орлом вышло светило на край висячей долины и спустилось к реке мелеющей радости. Прошло золотую россыпь каменистого притока по кромке льда, минуя лёгкое счастье, и на следующем перевале обрело подлинный простор. Не торопясь осилил таёжник перевал, обогнул облака по колено в метели. Видимость падала, и вьючный олень даже не чуял направление. Ожидая, когда откроется перевал, читал мысли оленя. Не тёмные тучи, не туман, не мороз не пугал оленя, чутким ухом бережно ловил он голос гор. Кочевал олень по звёздному следу в ожидании Солнца и лениво с разгона по Млечной тропе перескочил к поднебесным водопадам. При отсветах ночных радуг на наклонных скальных плитах, повернул к истоку ручья и огляделся. Невысокая Луна зацепилась за смуглые скалы похожие на Юрты, а напротив морозил дождик, словно в дымке холодной посреди звёздных снежинок строил мост ледяной. Тёмной ночью поверил знамению лунной радуги и вышел олень в широкие открытые верховья реки с отражающим звёзды горным озером под перевалом Монгольский. Прямо на ребе перевала буйно цвёл золотой корень, и важенка, к спине рога откинув, солнечный ягель жевала. С Монгольского перевала под знамением орла летящего к Утренней звёздочке чудесами оленя манил Хозяин таёжной жизни Чатыг-Хемский ледник, откуда нелегко возвращаться.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>В лучах вечной надежды выбирался таёжник ближе к солнечному свету. Чуть касаясь глади льда, вышел из облака, с грустью взглянул через мостик радуг на ледяную опору Орзагайских Юрт с широких озёрных холмов Медвежьего перевала. Поедая траву в кедровом стланике, медвежья семья не обращала на горы внимания. По белым пятнам ягеля в лучах рассветного солнца окрылённо шёл человек по гребню хребта, а рядом в упругом и прозрачном воздухе широко расправив крылья, в светлом зареве лучей орлы танцевали. Представляя, будто вместе с птицами пронзал поток пространства между склонов гор, направился к связке перевалов. Падал реденький снежок, а за перевальной точкой, тундры склон пошёл круто вниз косогором. По промоинам и под напором ветра с узкой теснины спустился к ковру карликовой берёзки в долине Прямого Казыра. Оказавшись на крутом и высоком берегу Долгого Ключа, столкнулся с изюбрями - стражами перевала. Заслышав человека, побежало стадо в исток Тофаларского Ключа призрачными миражами за свистом лютого ветра. С седловины перевала на рубеже меж разными мирами вставали отвесной стеной Агульские белки, склоняясь сутуло под ожившими снами. Увязло солнце в туманной зависти, в лабиринте скал блуждая. Из крепких объятий вслед за орлом вышло светило на край висячей долины и спустилось к реке мелеющей радости. Прошло золотую россыпь каменистого притока по кромке льда, минуя лёгкое счастье, на перевале обрело подлинный простор. Не торопясь таёжник тянул тропу, обогнул облака по колено в метели. Видимость падала, и вьючный олень даже не чуял направление. Ожидая, когда откроется перевал, читал мысли оленя. Не тёмные тучи, не туман, не мороз не пугал оленя, чутким ухом бережно ловил он голос гор. Кочевал олень по звёздному следу в ожидании Солнца и лениво с разгона по Млечной тропе перескочил к поднебесным водопадам. При отсветах ночных радуг на наклонных скальных плитах, повернул к истоку ручья и огляделся. Лунное остриё зацепилась за смуглые скалы похожие на Юрты, а напротив морозил дождик, словно в дымке холодной посреди звёздных снежинок строил мост ледяной. Тёмной ночью поверил знамению лунной радуги и вышел олень в верховья реки с отражающим звёзды горным озером под перевалом Монгольский. Прямо на ребе перевала буйно цвёл золотой корень, и важенка, к спине рога откинув, солнечный ягель жевала. С Монгольского перевала под знамением орла летящего к Утренней звёздочке чудесами оленя манил Хозяин таёжной жизни Чатыг-Хемский ледник, откуда нелегко возвращаться.<br>
  
  

Версия 13:25, 22 марта 2020

Тофалария — историко-культурный регион в центральной части Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями лекарственных трав.

Восточный Саян. Тофалария. Русин Сергей Николаевич. 3.jpg.jpg
      С порывом ледникового ветра скользнула грозовая туча, и вспышкой молнии одухотворила застывший в своём великолепии первозданный мир гор. Чистым бирюзовым цветом блеснула небесная странница отражением в кристаллической толще льда. Рождённого в орлиной тени горы Пирамида резкое дуновение валило с ног, но человек прислонившись к белому оленю, стоял у трещины на поле ледника Ильина лежащего на овраге северного склона. У таёжника к ледникам было особое отношение. Он считал их источниками пресной воды, питающими родники для жизни. Здесь пытался найти свои корни, понять их историю, чтобы передать её следующему поколению. Пробудить у детей-сирот уважение к истинным ценностям и по зову предков кочевать в настоящий тайник ледников по потаённым родовым тропам. Передвигался таёжник пешком или верхом на олене по одному из самых отдаленных уголков континента. Опасаясь, затеряться среди ложных мнений, тосковать о прошлом, он завернувшись в звериные шкуры упрямо пробирался сквозь заросли карликовой берёзки и кедрового стланика, вяз в моховых болотах, перебрёл бурные ручьи и натыкался на россыпи валунов.
      Расстояния были обманчивы, а горные кручи приближались медленно. По отпечаткам медвежьих лап поднялся в скальную брешь переломного перехода. С перевала его взору открылся красивый вид на Медвежье озеро. Спускался по снежнику, а потом в каменистой ложбине спугнул медведицу с медвежатами и пестуном. Быстро замелькали их тени по непроходимым утёсам. Беспутье к ничтожеству вело, а подняв голову, видел направление полёта собрата орла, и последовал этой стезёй, иногда терявшейся в легкой дымке тумана. Не останавливаясь, словно по тягучей линии судьбы, вышел на небольшую вершинку. Напротив, из озера впадины Двуглавого пика вытекал серебряной лентой Кинзелюкский водопад. Вода, падая на скалы, в лучах солнца разлетаясь хрустальными брызгами в радужном сиянии. На границе тундры и тайги олень в беззвёздную ночь искал сокровенную тропу по ветру и перебрёл на левый берег стремительного ручья. Под снегопадом поднимался на перевал к реке Фомкина. Не доходя до перевала, вновь заметил близкий полёт орла, за ним повернул на соседний перевал, ведущий к реке Орзагай. Таёжник брёл следом за летящей птицей по перевалам и гребням горных хребтов. В любви к свободе сердца их были единокровны на невидимой тропе непостижимых предков. Стараясь не оборвать трепетную нить согласия с запутанною жизнью рода, делал точные шаги. Разглядывал орлиную тень ложившуюся следом на долину и прилегающие скалы. По белой пурге застилающей холмистое плоскогорье в обход синеокого озера вышел к перевалу и по тропе начал спуск в долину реки Орзагай. В оправе первоцвета зеркальная река слепила немигающие глаза орла. Над ягельным перевалом он на крыльях поднимался в верхний мир. Куропатки в зимнем оперении подняли шум в щебне и каменистых глыбах оврага. Согнув в тесном ущелье спину, на перевал таёжник взбирался с надеждами и мечтами. По снежнику начал резкий подъем к подножию сверкающего колючим инеем Орзагайского гольца и повернул правее, вслед за промелькнувшей орлиной тенью вышел на хребет меж зыбкими истоками Орзагая. Отсюда открылся вид на холодный ледник белизной сверкающий в сапфире небосвода и орёл в полёте распростерший крылья зорко охранял этот покой. Красавец олень вскинув к спине ветвистые рога, зачарованно смотрел большими тёмными глазами, обрамленными светлой шерстью на эту оживающую орлиным полётом высь.
      С оленем, как брат таёжник встречал рассветы и провожал закаты в обнажённых узорах каменных рек. Вместе уходили от капризной лавины, плутали неверным шагом у волн увитой хмарью Обманной реки и делили соль и сухари. На горных перевалах время спешило иначе, уткнувшись в ненастье, сердце каменело на скрестившихся тропинках покорённых вершин. За вычетом нелепостей, вплетали прошения в узоры путевых камней, мечтая каждый о своём. Сквозь моросящий дождь, радугу и благоприятный сон снисходил с неба Владыка духов знаком тени от орлиных крыльев, силу давал владеть мудростью тропы. Над седловиной перевала орёл лениво махнул крылом по новому направлению в сторону долины Прямого Казыра, но обогнув заросший кашкарой отрог, затаился в мареве туманного перевала. Таёжник обошёл вокруг небесных камней отводящих ненастье над истоками рек и в глубине сердца прокричал Хозяину гор заветную просьбу пропустить его к духовному началу. Медленно набирая высоту, пересёк снежник и осыпи, поднялся на Гольцовый перевал, на котором в изумлении увидел ослепительно белыми пиками устремлённые к небу стойбище Орзагайских Юрт. Открывшийся обзор среднего мира, очаровывал и завораживал своим неповторимым изяществом и единством. От нерукотворного чуда нереальных вершин в узкой полоске багряного заката захватывало дух. В плену тревожных снов и сумраке ненастья оживал под рассветным лучом хребет Агульских белков, удивительными нагромождениями скал и крутых осыпей. В тёмные ущелья стекала вода с вековых залежей снега, над ним в прозрачной синеве зори силуэт орла неподвижно парил. В глубокой впадине перламутровая жемчужина блестела остатками озёрного льда, и властно шагал по снежнику Хозяин небесных гор - ирбис. За перевалами, поднимались зубчатые очертания белков, над которыми величественно воспаряло жилище снежного барса пик Юрта-Небо. Блеснул серебром лунный иней, не теряя высоты, таёжник двинулся по краю ягельного склона, перевального гребня к зарослям Саган-Дайля. Вровень с орлом по камням и каскадам слоистого льда пересёк горный хребет. Стойбище Орзагайских Юрт в небесную бесконечность упиралось остроконечными уступами громадных тёмных скал, освобождаясь от тяжкого бремени изморози. Под Юртами стелилась зажатая в узком ущелье, круто падающая в нижний мир, полоса белого ледника.
      С трех сторон личную жизнь ледника окружало стойбище конусообразных каменных Юрт. Восточная Юрта-Расцвет, центральная Юрта-День, и в облачении снежуры западная Юрта-Закат. Казалось пропасти каменных Орзагайских Юрт и есть край земли, где звёзды пропахли льдом и первозданные дали растворялись в бесконечности. По пути очертаний полёта орла, с трудом поддерживая равновесие, поднялся к широкому языку сползающего льда, стиснутого острыми шипами вершин. Стекая по льду, тонкими подмороженными струйками вода разливалась по гладкому хрусталю золотистых скал. Под скалами падающий ветер засыпал корку льда щебнем пирита, а по краям скользили живые крупинки кварца. На выпуклой ледяной толщи сомневались глубокие трещины. Недоверчиво колебались, шуршали и скрипели при тугом напряжении лазоревого тела ледяного массива. Крадучись брёл таёжник между пиками Юрт по краю льда навстречу потоку ледникового ветра. Прощупывая снег, закрывающий подозрение параллельных трещин, иногда проваливался в пустые раздумья. Выдохнув неуверенность, по следу орлиной тени, осторожно пересек пологую часть колебаний. Вдоль линии соприкосновения ледника со скальными наслоениями на склонах ледниковой впадины, робко обошёл глубокий разлом срединного вала льда. Вышел к краю скал и поднялся по плотному снежному мостику в небольшую складку под верхней частью ледника с широким краевым оседанием. По льду, меж двух неприступных Юрт взошёл на вершину ледника и остался наедине с самим собой. Под свист лютого ветра, на осыпанном гребне в кругу колючих призраков Орзагайских Юрт ожидал знамение. В порыве нежданном облака устремлялись к заре, а он легко вообразил себе, что могли видеть и слышать далекие предки. Над качнувшимся снегом крутизны диких вершин крылья орла рвали в клочья лазурное небо. Догнать пытался летящий намёк по стонавшим ледниковым глыбам, словно в забытье за беспечную жизнь цеплялся. Знак разрешал сквозь скрипящий полог расщелин перешагнуть и зарыться в недра неизведанной души ледника, где подлёдная вода отражающая небеса по не замерзающему дну вела в нижний мир где заходит солнце.
      Балансируя в узких коридорах ледяных пещер и отвесных утесах, кружился босиком по прожилкам и самородковым россыпям в бегущей ледяной воде, перемешенной с острым шелестом снега. Бирюза ледяных стен светлыми и тёмными слоями напластовывалась волнами на золотоносную руду. Свисали сосульки и каплями жемчуга ударяли в бубен кварцевой жилы первого яруса. Кожа льда рвалась, дыхание осушалось, вытягивая золотые соки, отвердевший без злых углов ледник усыхал. От суеверного страха увядали ягельные пастбища для оленей, и древняя тропа предков на куски ломалась. Пел и плакал ледник, сильно страдая глубоким стоном, просил почуять вечный зов снежных гор. Сложив ледяные ладони ковшиком, таёжник зачерпнул кристально чистую воду с шипами шуги. Расплавленные иглы льда по капле радости выпускал на волю. Дышал полной грудью, и блеск золотоносного каменного котла проросшего изморозью наполнял теплом и светом. Страдая в объятиях неизвестности, перед белизной ледяных игл голову склонил, стремясь ощутить и услышать сущность гор в созидании. Преодолевая сонливость, осязал видения, в которых предки звали через стойбища Юрт, к счастью прожитых дней. Горы и ледниковые шрамы некогда не молчали, они звучали в внутри сердца ледниковым камланием. Рассеялись сумерки вечности, и духовное семейство родственных душ Большой Медведицы невесомо сидело на суглане в ледяной Юрта-Ночь и приглашало в особый мир воспоминаний. Левую половину третьего яруса занимали женщины, правую - мужчины вступая в общение с духами. Кочевники и таёжники, оленеводы и охотники, травники и знахари, мыслители и провидцы на золотых самородках сквозь стёртый лёд сверкали отражением путеводных звёзд в лунной кайме. Все те, кто в хождениях с годами не старели, а читали судьбы и делились правдой опыта жизни имеющего охраняющую силу. В светлых мгновениях пример предков, помогал принимать трудные решения, придавал смелость, уверенность, делая проводником воли Хозяина гор. Ломая невзгоды, таёжник старался почувствовать единое время, как настоящее и творить своё второе небо. Ощущение сопричастности высшей жизни, длинные узоры мыслей развивающихся само собой путались. Суровый и нежно кроткий зов будоражил, в неосознанном порыве призывал подобно древним повадкам орлиного сердца радовать кочевою тропою, вверх и вниз по горному кругу. Не грустить в суете и в покое, а на оленях по первому снегу заниматься пушной охотой. Помнить ягельные пастбища и стойбища своего рода, подчиняя жизнь ритму передвижений зверей. Как яркий миг нести в сердце короткую кочевую жизнь, предвидя, что устремления будут всегда безграничны.
      Минуя счастье светлого мира надежд, откуда сложно уходить, сквозь расщелину таёжник взглянул наверх, где восходит солнце и увидел, что лазурное небо в перезвоне ручьев зажглось розовым светом молний. Из-за пламенеющих скалистых вершин Орзагайских Юрт покрытых снегом выпрыгнули рваные тучи. Одинокое хмурое облако закрутилась над крутым гребнем ледника и замкнула небеса непроницаемым пологом. Сверкнула гроза, низвергая с высоты струйки вод на спрессованные слои снега. От громового крика с небес, на кромку ледника в презренной суете упали каменные наконечники, подпрыгнув на скалах, побежали по скользкому льду. Гулкое эхо с глубокой тоской отдавало в окружающих скалах, долго затухая в густом тумане. Камни с подвижной осыпи сыпались с диким звоном в белоснежную пасть льда, вызывая падение крошившихся льдинок. Задышал полной грудью ледник, рискуя навечно застрять, стал круче и толще, оторвался от золотого дна и неспешно потёк. Вздыхал под тяжёлым гнётом тёмного облака лёд и талый ручей, падающий с ледника, сдвигая берега к склонам гор - спрятал золотые жилы скал внутри селевого потока.
      В лучах вечной надежды выбирался таёжник ближе к солнечному свету. Чуть касаясь глади льда, вышел из облака, с грустью взглянул через мостик радуг на ледяную опору Орзагайских Юрт с широких озёрных холмов Медвежьего перевала. Поедая траву в кедровом стланике, медвежья семья не обращала на горы внимания. По белым пятнам ягеля в лучах рассветного солнца окрылённо шёл человек по гребню хребта, а рядом в упругом и прозрачном воздухе широко расправив крылья, в светлом зареве лучей орлы танцевали. Представляя, будто вместе с птицами пронзал поток пространства между склонов гор, направился к связке перевалов. Падал реденький снежок, а за перевальной точкой, тундры склон пошёл круто вниз косогором. По промоинам и под напором ветра с узкой теснины спустился к ковру карликовой берёзки в долине Прямого Казыра. Оказавшись на крутом и высоком берегу Долгого Ключа, столкнулся с изюбрями - стражами перевала. Заслышав человека, побежало стадо в исток Тофаларского Ключа призрачными миражами за свистом лютого ветра. С седловины перевала на рубеже меж разными мирами вставали отвесной стеной Агульские белки, склоняясь сутуло под ожившими снами. Увязло солнце в туманной зависти, в лабиринте скал блуждая. Из крепких объятий вслед за орлом вышло светило на край висячей долины и спустилось к реке мелеющей радости. Прошло золотую россыпь каменистого притока по кромке льда, минуя лёгкое счастье, на перевале обрело подлинный простор. Не торопясь таёжник тянул тропу, обогнул облака по колено в метели. Видимость падала, и вьючный олень даже не чуял направление. Ожидая, когда откроется перевал, читал мысли оленя. Не тёмные тучи, не туман, не мороз не пугал оленя, чутким ухом бережно ловил он голос гор. Кочевал олень по звёздному следу в ожидании Солнца и лениво с разгона по Млечной тропе перескочил к поднебесным водопадам. При отсветах ночных радуг на наклонных скальных плитах, повернул к истоку ручья и огляделся. Лунное остриё зацепилась за смуглые скалы похожие на Юрты, а напротив морозил дождик, словно в дымке холодной посреди звёздных снежинок строил мост ледяной. Тёмной ночью поверил знамению лунной радуги и вышел олень в верховья реки с отражающим звёзды горным озером под перевалом Монгольский. Прямо на ребе перевала буйно цвёл золотой корень, и важенка, к спине рога откинув, солнечный ягель жевала. С Монгольского перевала под знамением орла летящего к Утренней звёздочке чудесами оленя манил Хозяин таёжной жизни Чатыг-Хемский ледник, откуда нелегко возвращаться.


Тофалария. Дургомжинские Гольцы. 5.JPG.jpg

Тофалария. Улуг. Оленевод 13.jpg.jpg

Тофалария. Шаман-Тайга 15.jpg.jpg

Содержание

Сборник стихов

Тофалария. Золото льдов.jpg.jpg

Тофалария. Олень. Брод. 2.jpg.jpg


Книга "Ленточки странствий"

"Лунный круг"

В зерцале душ вселенной бездонный полог тёмно-синий,
Аквамарина свет уже давно погасших в чароите звезд,
Топазами мелькают надежды янтарными мгновениями,
Припорошенный алмазною пыльцой, кочует лунный круг,
В густо-серой вязкой туманности борозд сапфировых комет,
Среди циркониевых хребтов к созвездиям далеким хризолита.

      Книга "Ленточки странствий"
Тофалария. Книга. Ленточки странствий. Русин Сергей Николаевич.1.jpeg.jpg

Багульник. Нижнеудинск. Саяны.11.jpg.jpg

Книга "Ловец Солнца"

Книга Ловец Солнца. Русин Сергей Николаевич .jpg.jpg

Тофалария. Северный олень. Бык. 48.jpg.jpg

В добрый путь

Тофалария. Прирученный олененок. 3.jpg.jpg

Багульник. Нижнеудинск. Саяны.26.jpg.jpg
      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич

Восточных Саян, горная система с непроходимой тайгой, бурными реками. Солнечное путешествие Русина Сергея Николаевича по горам, которым он готов признаваться в любви вечно. Восточные Саяны прекрасны и многолики и путешествия по ним напоминают поход в увлекательный музей, в котором нет числа радостным чувствам.