Немеркнущий мотылёк. Тофалария
Онемевшего ветра наклонный перевал Хурэгтын-Дабан со всех сторон теснили бесконечные изломы Окинского горного хребта, и небеса по узким пропилам в скалах кротко и безмолвно скользили. Ледовые вершины гор цеплялись за низкие тучи, и в снежные склоны серо-синих отрогов упирался густой и тяжёлый туман, который стелился из шаманских ущелий. Духи дня и ночи мирно дремали в ледяных гнёздах на гребнях гор, и их обманом окутывала бесформенная и беспросветная хмарь и искажающая звуки эхо глухая тишина. В передвижке пространства терялись тени, вступив в жемчужные сети и лабиринт круга стада рваных облаков. Притихшие звери, птицы и люди позабыли, на что похожи день и ночь, потому что в мир пугающего забвенья и мягкую глубину пелены они давно не наведывались. Кочующий от края до края тайги таёжник не мог во мгле истолковать направление незримой тропы по пятнам на лице Луны, по мерцанию света Полярной звезды и точкам рассвета и заката Солнца. Непроницаемо плотный туман, накрывший хорошо знакомый перевал, делал его неузнаваемым, расплывчатым, таинственным и наполнял человеческое сердце неуверенностью. От касания зыбкого, как сон сумрака, сердце вспомнило старинное предание, кто найдёт в вязком тумане на перевале светящегося мотылька, обретёт в жизни всё, о чём мечтал и к белым стенам высоких гор пробьётся свет.
Белый покров тумана лживо гулким эхом ворчал, бродил и на скалы натыкался. Осторожный таежник, плавно набирая высоту по снежным мостам притоков Холбы, заблудился, остановился и ждал в мучительных страданиях. Он надеялся на чудо, не торопясь, отыскивая твердую почву, преодолевал спуски и подъёмы, селевые потоки и лавины, горные реки и водопады, топи и скалы, травянистые и снежные склоны, подвижные осыпи и ледовые разломы. Вдумчиво выбирал безопасную нить оборванной тропы, смотрел под ноги, остерегался падения камней и постоянно был начеку. В пути помогал детёнышам животных и птиц, добрыми делами в своём сердце растапливал лёд. Проходя через множество испытаний, во мгле кружил, терял видимость, испытывая затруднённость пути, не жаловался в буреломах, преодолевал чапыжники и крепи, а принимал всё в расчет, когда выбирал направление. В плотном тумане над пропастью осторожно искал выгиб согнутой тропы, а его сердце волновал житейский смысл помогающий познать себя в таёжном мире. Кто он, зачем здесь? Куда идёт сквозь завесу серости по болотистой вязи или по краю бездны, и найдёт потерянный свет, тепло и надежду? У обочины коварного перевала выводящего на перегиб ледника раздул уголек, который бережно хранил в берестяной одежде. Возможно, сквозь непролазные заросли багульника круто поднимающейся вверх сутулившейся тропинки, он искал свою судьбу, но у обрыва остановился и развел слабо мерцающий в застилающей путь безразмерной пелене мрака огонёк костра.
В безрадостном мире, переходящим маревом из слякоти в ненастье, дремал туманом смоченный мотылёк с неповторимым рисунком новорождённой луны на матовых крылышках, и его одолевала тоска. Он словно небывалое откровение молнии увидел робкий проблеск пламени костра, прекрасную искорку в однообразие тумана. От удивления мотылёк пошевелить крылом боялся, чтоб не задуть уголёк. Снедаемый любопытством крошечный мотылёк нечаянно влетел к тёплому пламени огня, и не сгорел, а по кончикам пальцев таёжника скользнул остывшим пеплом. Раскрывая вершины, крылатый цветок искусно покрывался лучистыми отблесками красок тлеющего уголька. Волшебный блеск пробил туман и осветил тропинку. Таёжник понял, что пламя костра оставило искру в сердце мотылька-светлячка.
В нещадном сумраке найдя самый светлый в мире мираж, привыкший искать, а не находить таёжник побрёл неровным шагом за порхающим мотыльком-огонёчком растворяясь в глубине тумана. Тропа затаилась и становилась то темной, то освещенной, то ухабистой и ровной, то гладкой и разбитой, то расползающейся на унылые тропки, то бесконечно длинной. Капризный туман умел угадывать настроение путника и делал мир таким, каким были мысли и устремления того, кто шёл по тропинке. Таёжник старался доверять не глазам, а внутреннему ощущению полёта мотылька. Сознание вело вперед, возвращая чувство опоры, которую он перестал видеть, но отчётливо чувствовал под ногами и вышел на развилку живой тропы. Преодолевая страхи и сомнения перед неизвестностью, шёл по тропе жизни, а желая счастье мотыльку, шёл по тропе радости. Загадочная и понятная, непредсказуемая и ожидаемая тропинка то появлялась, то исчезала, но он решительно продолжал идти. Мотылёк кружил, возвращался и улетал, а человек знал, чего хочет и обязательно узнавал свою тропу.
Лавируя между трещинами ледяного вала, мотылёк пытался захватить остатки теплой мечты за снежным надувом, но время просвета костерка истекло с натянутых скальных стен. Оглянувшись, стягивающая щель сомкнулась над горами и надежды растаяли. В разорванном ледопаде стало темно, холодный блеск искрящегося тумана снова проснуться над бурлящей шугой и в гольцевом ручье отблеск костра спрятал. В тайге тревожно крикнула кабарга, и полетел мотылёк искать тропинку, ведущую к светлому перевалу. Летел, искал и увидел вдали зовущий свет - это в тяжёлом проеме тумана парила озябшая луна. Взмахивал ослабевшими крылами мотылёк, а в прожилках тонких сиял лунный свет, оставлял отблеск в сердце мотылька-светлячка. Спотыкался и озирался таёжник, стремился к растворению ясности ума в пространстве пустоты. Превращая противоречивую и бессознательную жизнь во внутреннюю красоту порхания чудесного мотылька. Возникали необычные видения с потухшей звёздной пылью, упавшей на перевал. Грезился мотылёк на свадьбе дневного и ночного мира, а коченеющему мотыльку снился человек. В тумане сливаясь с луной, прохлада победила зной. Лунным светом орошенный мотылёк совпал со своим отражением, обрастая узором изморози, неуловимо совместился со своим сновидением.
Тихо и безмолвно в тумане рождались новые леденеющие луны, а таёжник искал мотылька и обнаружил меняющий цвет комочек на изморози в окружении маленьких отблесков льдинок. В молчание тумана, купался в лунном нектаре, питался лучами звёзд и много перерождений претерпевал и жизней прожил. Способный к бесконечным изменениям, зародышем в теле матери, личинкой на ягеле, моховой гусеницей, куколкой сохраняющей рост крыльев, мотылёк сохранял в сердце прекрасный свет. Жизни, вокруг которых вращался великий смысл поблекших в тумане лун, чтобы двигаться дальше в сторону счастья. Жизненную силу ему ждал новый неясный перевал, и грезилась параллельная похожесть того, что происходит с человеком на пути всей его большой жизни. Сердце человека уподоблялось невинному мотыльку в тумане, напоминая в повседневной жизни о создателе и соединителе дня и ночи, холода и тепла, света и тьмы всем живым существам, обитающим по великой воле солнца.
Дыханием потрескавшихся губ и жаром пальцев человек согревал в застывшем сизом сне мотылька, и он вспомнил луну и звёзды, солнце и ветер, цветы и ягель на сверкающем снегом перевале. Сердце зябнущего мотылька учащённо забилось, и он загадал желание, чтобы с перевала в небо, крылья его выросли и оживили трепет ветра. Живые плоскости взмахом могли развеять хмарь с рыхлой крупы перевала. Мановением крыла мотылёк подал признак радости. Он ожил и испуганно грустными глазами увидел ласкающее печальным светом бездонное небо. Розовый туман созвездий был прекрасен, каждая звездочка имела особый облик, каждая - необычное свечение и оставляла проблеск в сердце звёздного мотылька. Самоцветы небес хмурились, смеялись и щурились, падали вокруг рождения чудесного света Утренней звездочки. Бесшумно и таинственно порхающий мотылёк сквозь щель в неподвижном тумане ожидал восход солнца. Своими крыльями он поглощал все оттенки неба - от сияния розовой зари и огненно-золотистой молнии, небесно-бирюзовой зарницы и черно-грозового. Нежная красота изящного рисунка на крыльях переплеталась с дыханием гор, дерзнувших пиками взлететь высоко к солнцу. Таёжник восхитился нарядной красотой яркого мотылька, и в сердце стало тепло. Не было раньше такого нежного восторга. Легкокрылый мотылёк олицетворял его сокровенные мечты, быть свободным и окрыленным счастьем. Мотылёк напомнил, что жизнь быстротечна и её не стоит тратить на туманное уныние. Теряясь в мерцаниях, он поверил, что силой всего лишь ожидания скоро наступит ясность, а от взмахов крыльев млечного мотылька в мир явится свет солнца и рассеет непреодолимую мглу. В узком разломе неба скрипнул кроной кедр и над отправной тропой оленьего мха бесконечное марево расступилось. Уходила в прошлое жуть, и замаячил просвет надежды.
На северном склоне гребня перевала грустно лежали жемчужные росы в ползучем тумане мрака и стужи. Хрупкий мотылек росою напоенный, смотрел на закрытые цветы и застывшие струи шуги. Они не проснулись, а влюблённый в жизнь желал, свободно и легко летать обратимыми тропами, но зависел от положения светил над горами. Верил, что просвет всегда в тусклом мраке есть. Мотылёк вспорхнул, нарушив безмятежный покой и со снежной вершины, по камням умеющим говорить, к поджатому скалами и снежурой бурлящему горному ручью. Свежие капли воды разговаривали с хрустальным блеском утренней росы на ягельных берегах, прорастая побегами жимолости и распускаясь лепестками кашкары. Чистый мир расплывчатого света мотылёк наряжал узором оттаявшего ягеля, и ласкал нежную хвою кедрового стланика. От ревности ветра сонный туман опал и расступился перед падением Утреней звездочки в бездну зари. Мотылёк желал возвращение духа дня, и луч солнца согрел сердце человека, не нашедшего в себе уверенность. Созданный из звездопадной пыли тропы, золотистой пыльцы, песка снов и прозрачных хрупких крыльев, мотылёк притягивал ясность неба. Как снежинка взлетел между двумя незыблемыми утесами, ловить блик первого луча утреннего света. На бледной черте просвета синих гор, чьи остроконечные вершины, словно отрывались от подножья, появилась кромка солнца. Алый краешек похожий на хребтину солнце-оленя робко завис, пробиваясь тонким сиянием над насквозь измокшим перевалом, согревая ягельный голец.
Увиденное зрелище радовало сотнями маленьких солнечных радуг. Мотылёк сумел поймать этот миг и поверил в сопутствие удачи. Солнечный свет наполнил перевал светлой надеждой, пройдя сквозь крылья, оставил лучик в сердце мотылька. Лучистое тепло отодвинуло сгущающуюся мглу с ягеля, коснулось каменистой тундры, и сразу стало тепло на гребнях гор. Мотылёк нуждался в солнце для того чтобы жить и горы жаждали, чтобы дух дня вернулся. Горы подняли мотылька ввысь. Обогревшись теплом мотылёк, раздвинул стены тьмы и взлетел по солнечному лучу в небесную бездонную синь горизонта. Любуюсь безмерной и грозной высотой, в кругу небесной семьи солнца рассказывал мотылёк желание гор, завлекая горящее солнце взойти над тоской погнутой тропинки. Заметило крылья мотылька облечённые в красочные ярко-огненные лучи и услышало его призыв полыхающее солнце. Веление солнца перевернуло вдруг жизнь, и желание сердца гор было исполнило.
Из пространства туманного времени солнышко цветы багульника на перевале погладило лучами, и они ожили. Вернулась чистая безмятежная жизнь на исходные тропы и мотылёк окунулся в аромат цветочной пыльцы и нектара. Сияющее солнце черпало силы от счастья мотылька и вернуло в горы дух дня. Над помолодевшим перевалом сквозь слепящие лучи стоящего в зените светила летал Солнечный мотылёк с рисунком пробуждение солнца на крыльях. Лунный мотылёк хоботком прикоснулся к золотисто-розовому крылу, вздрогнул солнечный мотылёк, раскрылся улыбкой и дружелюбно открыл объятия. Мотыльки в озарении суетились на венчиках цветков, купая в нектаре бархатные крылышки. Они осознали, что горы и небо восхищаются и восхваляют их танцы. Мотыльки знали, как важно не спугнуть мечту и красили голову и крылья пыльцой цветов в оттенки солнца. Любопытный солнечный мотылёк замер на мгновение и радостно вспорхнул ввысь на зов пылкого солнца. Оказавшись рядом, стал летать вокруг жара, в безумие пекла истлел и золой вернулся. Прогорая, лунный мотылек залетел на теневую сторону, и лучи отражённого света пробежали по зеркалу крыла. Трепетал мотылёк, получив ожог, опалив край крыла и упал нелепо в ягель. Из огненной чашечки цветка кашкары вкрадчиво он любовался ликующим полётом светила по таинству неба. Луч заходящего солнца роскошным всполохом, блеснул на крыле мотылька, багровым заревом коснулся перевала, и залитый золотом пик ягельного гольца погас. В прохладе заснеженных гребней гор, солнцем пропитанный мотылёк поймал в изначальной бездне свет Вечерней звезды, раскинул крыльев лепестки и задремал. Дневной свет уступил место сгущающимся потёмкам, и небесная семья солнца вернула в горы дух ночи. Лепестки цветов окунулись в туманные сны.
На стыке дня и ночи топкий туман ослабел, но не упал на изгиб сумеречной тропинки, и не исчез в лунных лучах, своё полотнище сворачивал во мрак ночного ущелья. Он ненадолго покинул пустой перевал, одиноко шатаясь по каньонам и расщелинам, в поисках мотылька. До нежного света Утренней звезды лунный мотылёк, хранящей в сердце искру любви и обманчивый туман на золотистых чашечках кашкары не расставались. Из мглы крылатый цветок взлетал на зов улыбающейся луны, освещающий полёт, а в затмение, словно эхо в громе, происходила короткая и прекрасная встреча с солнцем. Вера и поддержка немеркнущего мотылька превращали человека в восходителя и помогли преодолевать туманные перевалы. Точное время рассвета и заката солнца учило знать долготу дня и ночи, понимать сумерки и прогнозировать погоду по часам, чувствовать и замечать настроение кочевой тропы, не сходить с неё, а смело идти, доверяясь всем сердцем светилу.
- Кара - черный, буре - волк
- Орлиный ручей
- Нежная радость Небо-оленя
- Улыбка Хмурой горы
- Агульская пила
- Лунная капелька счастья
- Одиночество среди звезд
- Воздаяние храбрости
- Перелётная Зима
- Снежный лось
- Закон орлиного солнца
Содержание |
III Фестиваль Русского географического общества
Сборник стихов
- Солнечное злато
- Серебро луны
Книга "Ленточки странствий"
В зерцале душ вселенной бездонный полог тёмно-синий, |
Книга "Ловец Солнца"
В добрый путь
Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич
