Немеркнущий мотылёк. Тофалария

Материал из IrkutskWiki
(Различия между версиями)
Перейти к: навигация, поиск
Строка 1: Строка 1:
 
<div class= style="background: #32CD32; border-width: 2px; border-style: solid; border-color: #008000"><font color="white">Тофалария — историко-культурный регион в центральной части горной системы Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями.</font></div>
 
<div class= style="background: #32CD32; border-width: 2px; border-style: solid; border-color: #008000"><font color="white">Тофалария — историко-культурный регион в центральной части горной системы Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями.</font></div>
 
[[Файл:Тофалария. Агульская Пила 7.JPG.jpg]]<br>
 
[[Файл:Тофалария. Агульская Пила 7.JPG.jpg]]<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Онемевшего ветра наклонный перевал Хурэгтын-Дабан со всех сторон теснили бесконечные изломы Окинского горного хребта, а небесные олени по узким пропилам в скалах кротко и безмолвно скользили. На ледяных вершинах и снежных склонах звёздные оленята пили туманное молоко разлитое небесной важенкой. Богатства, счастья жаждала блуждающая душа, но луч надежды угас в студёной росе, а духи дня и ночи уснули в мёрзлых гнёздах на гребнях гор. Завистливой мечтой окутала беспросветная хмарь и искажающая звуки эхо глухая тишина. Захлебнулись оленята в путанице мутного молока стада рваных туч. Терялись души зверей, птиц и людей, позабыв, на что похожи рассветы. В мир пугающего забвения глотающего свет они не наведывались. Кочующий от края до края тайги человек не мог во мгле истолковать направление незримых троп по пятнам на лице Луны, по мерцанию света Полярной звезды и точкам рассвета и заката Солнца. Непроницаемо плотный туман, накрывший хорошо знакомый перевал, делал его неузнаваемым, расплывчатым, таинственным и наполняло заблудившуюся душу неуверенностью. От касания зыбкого, как сон сумрака, сердце стучало - просило звёздных оленят с белых стен высоких гор до дна испить разлитое молоко вязкого тумана.<br>      
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Онемевшего ветра наклонный перевал Хурэгтын-Дабан со всех сторон теснили бесконечные горные изломы Окинского хребта, а небесные олени по узким пропилам в скалах кротко и безмолвно скользили. На ледяных вершинах и снежных склонах звёздные оленята пили туманное молоко разлитое Важенкой Небо. Богатства, счастья жаждала блуждающая душа, но луч надежды угас в студёной росе, а духи дня и ночи уснули в мёрзлых гнёздах на гребнях гор. Завистливой мечтой окутала беспросветная хмарь и искажающая звуки эхо глухая тишина. Захлебнулись оленята в путанице мутного молока рваных туч. Терялись души зверей, птиц и людей, позабыв, на что похожи рассветы. В мир пугающего забвения глотающего свет они не наведывались. Кочующий от края до края тайги человек не мог во мгле истолковать направление незримых троп по пятнам на лике Луны, по мерцанию света Полярной звезды и точкам рассвета и заката Солнца. Непроницаемо плотный туман, накрывший хорошо знакомый перевал, делал его неузнаваемым, расплывчатым, таинственным и наполнял заблудившуюся душу неуверенностью. От касания зыбкого, как сон сумрака, сердце стучало - просило звёздных оленят с белых стен высоких гор до дна испить разлитое молоко вязкого тумана.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Белый покров тумана лживо гулким эхом ворчал, бродил и на скалы натыкался. Осторожный таежник, плавно набирая высоту по снежным мостам притоков Холбы, заблудился, остановился и ждал в мучительных страданиях. Он надеялся на чудо, не торопясь, отыскивая твердую почву, преодолевал спуски и подъёмы, селевые потоки и лавины, горные реки и водопады, топи и скалы, травянистые и снежные склоны, подвижные осыпи и ледовые разломы. Вдумчиво выбирал безопасную нить оборванной тропы, смотрел под ноги, остерегался падения камней и постоянно был начеку. Частотой сердечных стуков помогал детёнышам животных и птиц, добрыми делами в своей душе растапливал лёд. Проходя через испытания, во мгле кружил, терял видимость, испытывая затруднённость пути, не жаловался в буреломах, преодолевал чапыжники и крепи, а принимал всё в расчет, когда выбирал направление. В плотном тумане над пропастью осторожно искал выгиб согнутой тропы, а его сердце волновал житейский смысл помогающий познать себя и найти разорванную на части душу. Кто он и зачем живёт без души? Куда идёт сквозь завесу серости по болотистой вязи или по краю бездны, а вернёт в сердце потерянный свет, тепло и надежду? Возможно, сквозь непролазные заросли круто поднимающейся вверх сутулой тропы, он искал ломаную судьбу, но у обрыва остановился. У обочины коварного перевала выводящего на перегиб ледника раздул пламя от уголька, завёрнутого в бересту. В безразмерной пелене мрака душу огонька поил молоком тумана.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Белый покров тумана лживо гулким эхом ворчал, бродил и на скалы натыкался. Осторожный человек, плавно набирая высоту по снежным мостам притоков Холбы, заблудился, остановился и ждал в мучительных страданиях. Он надеялся на чудо, не торопясь, отыскивая твердую почву, преодолевал спуски и подъёмы, селевые потоки и лавины, горные реки и водопады, топи и скалы, травянистые и снежные склоны, подвижные осыпи и ледовые разломы. Вдумчиво выбирал безопасную нить оборванного пути, смотрел под ноги, остерегался падения камней и постоянно был бдительным. Частотой сердечных стуков помогал детёнышам животных и птиц, добрыми делами в своей душе растапливал лёд. Проходя через испытания, во мгле кружил, терял видимость, ощущал затруднённость, сверял стороны, не жаловался в буреломах, а принимал всё в расчет, когда выбирал направление. В плотном тумане над пропастью осторожно искал выгиб согнутой тропы, а его сердце волновал житейский смысл помогающий познать себя и найти разорванную на части душу. Кто он и зачем живёт без души? Куда идёт сквозь завесу серости по болотистой вязи или по краю бездны, а вернёт в сердце потерянный свет, тепло и надежду? Возможно, сквозь непролазные заросли круто поднимающейся вверх сутулой тропы, он искал ломаную судьбу, но у обрыва остановился. У обочины коварного перевала выводящего на перегиб ледника раздул пламя от уголька, завёрнутого в бересту. В безразмерной пелене мрака душу огонька поил молоком тумана.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>В безрадостном мире, переходящим маревом из слякоти в ненастье, дремал смоченный постным молоком мотылёк с неповторимым рисунком новорождённой луны на матовых крылышках. Мотылёк одолевала тоска, а он словно небывалое откровение молнии увидел робкий проблеск пламени костра, прекрасную искорку в однообразие тумана. От удивления мотылёк пошевелить крылом боялся, чтоб не задуть уголёк. Снедаемый любопытством крошечный мотылёк нечаянно влетел к тёплому пламени огня. Он не сгорел, а по кончикам пальцев человека скользнул остывшим пеплом. Раскрывая вершины, крылатый цветок искусно покрывался лучистыми отблесками красок тлеющего уголька. Волшебный блеск пробил туман, на мгновение осветил тропинку. Таёжник понял, что пламя костра оставило искру в сердце мотылька-светлячка.<br>  
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>На мрачной стороне тумана, переходящего маревом из слякоти в ненастье, дремал смоченный постным молоком мотылёк с неповторимым рисунком новорождённой луны на матовых крылышках. Мотылька по имени - Искра одолевала тоска, а он словно небывалое откровение молнии увидел робкий проблеск пламени костра в однообразие тумана. От удивления мотылёк пошевелить крылом боялся, чтоб не задуть уголёк. Снедаемый любопытством крошечный мотылёк влетел к тёплому пламени огня. Он упал в золу и не сжёг крылья, а по кончикам пальцев человека скользнул остывшим пеплом. Крылатый цветок искусно покрыл лунный рисунок лучистым отблеском красок тлеющего уголька. Озарение мечты пробило клочья тумана и на мгновение осветило тропинку. Туман понял, что пламя костра засветило искру в сердце мотылька-светлячка.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>В нещадном сумраке найдя самый светлый в мире мираж, привыкший искать, а не находить человек побрёл неровным шагом за порхающим мотыльком-огонёчком растворяясь в глубине тумана. Тропа затаилась и становилась то темной, то освещенной, то ухабистой и ровной, то гладкой и разбитой, то расползающейся на унылые тропки, то бесконечно длинной. Капризный туман умел угадывать настроение заплутавшей души и делал мир таким, каким были мысли и устремления идущего по тропинке. Человек старался доверять не глазам, а внутреннему ощущению полёта мотылька. Сознание вело вперед, возвращая чувство опоры, которую он перестал видеть, но чувствовал под ногами. С помощью мотылька вышел на развилку безвозвратной тропинки. Преодолевая страхи и сомнения перед неизвестностью, заплутавшая душа брела по тропе жизни, а желая счастье мотыльку - по тропе радости. Загадочная и понятная, непредсказуемая и ожидаемая тропинка то появлялась, то исчезала, а истерзанная душа давилась в тумане. Мотылёк кружил, возвращался и улетал, но вложил искру в заблудшую душу, а человек понял, чего хочет и начал узнавать свою потерянную тропинку.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>В нещадном сумраке найдя самый светлый в мире мираж, привыкший искать, а не находить человек побрёл неровным шагом за порхающим мотыльком-огонёчком растворяясь в глубине тумана. Тропа затаилась и темнела. Становилась освещенной, ухабистой и ровной, гладкой и разбитой, расползалась на унылые тропки или вытягивалась бесконечно длинной. Капризный туман умел угадывать настроение заплутавшей души и делал мир таким, каким были мысли и устремления идущего по тропинке. Человек старался доверять не глазам, а внутреннему ощущению полёта мотылька ведомого счастьем. Шёл вперед, возвращая чувство опоры. Не видел трудный и жестокий путь, но чувствовал под ногами. Порхающий мотылёк вышел человека на развилку безвозвратных троп. Преодолевая страхи и сомнения перед неизвестностью, заплутавшая душа брела по тропе жизни, а желая счастье мотыльку - по тропе радости. Загадочная и понятная, непредсказуемая и ожидаемая тропинка то появлялась, то исчезала, а истерзанная душа давилась в тумане. Мотылёк кружил, возвращался и улетал, вкладывая искру в заблудшую душу, а человек понял, что искорки зари не сжигая очищают. Себя увидел по-другому и потерянную тропинку.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Лавируя между трещинами ледяного вала, мотылёк пытался захватить остатки теплой мечты за снежным надувом, но время просвета костерка истекло с натянутых скальных стен. Оглянувшись, стягивающая щель сомкнулась над горами и надежды растаяли. В разорванном ледопаде стало темно, холодный блеск искрящегося тумана проснулся над бурлящей шугой ручья и отблеск костра спрятался. Ухнул филин, тревожно крикнула кабарга. Вздрогнул мотылёк и полетел искать тропинку, ведущую к потерянному перевалу. Летел, искал и увидел вдали зовущий свет. В тяжёлом проеме тумана парила озябшая луна похожая на небесную важенку. Взмахнул ослабевшими крыльями мотылёк, а в прожилках тонких засиял лунный свет, оставляя отблеск в душе мотылька-светлячка. Спотыкалась и озиралась блуждающая душа, но растворялась ясность ума в пространстве постного молока смешанного со звёздными ягодами. Ускользала из рук туманная луна, превращая заблудшую душу во внутреннюю красоту порхания чудесного мотылька. Грезился мотылёк отблеском солнечного уголька, а коченеющему мотыльку снилось потухшее светило, упавшее на усыпанную остывшей золой тропинку перевала. В тумане сливаясь с луной, прохлада победила зной. Лунным светом орошенный мотылёк совпал со своим отражением, обрастая узором изморози, неуловимо совместился со своим сновидением.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Лавируя между трещинами ледяного вала, мотылёк пытался захватить остатки теплой мечты за снежным надувом, но время просвета костерка истекло с натянутых скальных стен. Оглянувшись, светлая щель сомкнулась над горами и надежды растаяли. В разорванном ледопаде стало темно, холодный блеск искрящегося тумана проснулся над бурлящей шугой и отблеск костра спрятался. Ухнул филин, тревожно крикнула кабарга. Вздрогнул мотылёк и полетел искать тропинку, ведущую к потерянному перевалу. Летел, искал и увидел вдали зовущий блеск. В тяжёлом проеме тумана парила озябшая луна похожая на небесную важенку. Взмахнул ослабевшими крыльями мотылёк, а в прожилках тонких засиял лунный свет, оставляя отблеск в душе мотылька-светлячка. Спотыкалась и озиралась блуждающая душа, но растворялась ясность ума в пространстве постного молока смешанного со звёздными ягодами. Ускользала туманная луна, превращая заблудшую душу в порхание мотылька. Грезился отблеск солнечного уголька, а коченеющему мотыльку снилось потухшее светило, упавшее на усыпанную остывшей золой тропинку перевала. В тумане сливаясь с луной, прохлада победила зной. Лунным светом орошенный мотылёк совпал со своим отражением, обрастая узором изморози, неуловимо совместился со своим сновидением.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Тихо и безмолвно в тумане рождались новые леденеющие луны, а таёжник искал мотылька и обнаружил меняющий цвет комочек на изморози в окружении маленьких отблесков льдинок. В молчание тумана, купался в лунном нектаре, питался лучами звёзд и много перерождений претерпевал и жизней прожил. Способный к бесконечным изменениям, зародышем в теле матери, личинкой на ягеле, моховой гусеницей, куколкой сохраняющей рост крыльев, мотылёк сохранял в сердце искры свет. Жизни, вокруг которых вращался великий смысл поблекших в тумане лун, теплились в сторону счастья. Жизненную силу ему давал новый неясный перевал, и грезилась параллельная похожесть того, что происходит с человеческой душой на пути всей большой жизни. Выгоревшая в туманной пустоши душа с жаждой закрыться боялась жить счастливо. Идущая тенью душа уподоблялось невинному мотыльку в тумане, напоминая в повседневной жизни о создателе дня и ночи, холода и тепла, света и тьмы всех живых существ, обитающих по великой воле солнца.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Тихо и безмолвно в тумане рождались новые леденеющие луны, а человек искал мотылька и обнаружил меняющий цвет комочек на изморози. В молчание тумана, купался в лунном нектаре, питался лучами звёзд и много перерождений претерпел и жизней прожил. Способный к бесконечным изменениям, зародышем в теле матери, личинкой на ягеле, моховой гусеницей, куколкой сохраняющей рост крыльев, мотылёк сохранил в сердце искру. Вращался смысл поблекших в тумане лун, теплился в сторону счастья, а мотылёк глотал воздух ожидания. Жизненную силу мотыльку давал новый неясный перевал, а грезилась параллельная похожесть того, что происходит с человеческой душой - летящей на дым. Выгоревшая в туманной пустоши душа с жаждой закрыться боялась. Идущая тенью душа уподоблялось невинному мотыльку в тумане, напоминая в повседневной жизни о создателе дня и ночи, холода и тепла, света и тьмы всех живых существ, обитающих по великой воле солнца.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Дыханием потрескавшихся губ и жаром пальцев человек согревал в застывшем сизом сне мотылька, раздувал искру в его душе, а он вспомнил луну и звёзды, солнце и ветер, цветы и пламя костра. Сердце зябнущего мотылька учащённо забилось, и он загадал желание, чтобы с перевала в небо, крылья его выросли и оживили трепет ветра. Взмах крыла мог развеять хмарь с перевала, а искра надежды пробить брешь. Он ожил и испуганно грустными глазами увидел печальный взгляд оленят ожидающих небесную важенку на звёздных пастбищах. Млечное вымя прародительницы небесного мира питало розовым туманом звёздных оленят. Звездочки меняли облик, мерцали и падали, оставляя на туманной стороне перевала проблески. Небесная важенка хмурилась, улыбалась и щурилась, ожидая рождение чудесного света Утренней звездочки. Порхающий мотылёк сквозь туманную щель почуял восход солнца-оленя на другой стороне перевала. Своими крыльями он поглощал все оттенки неба - от сияния розовой зари и золотистой молнии, бирюзовой зарницы и грозовой черноты. На крыльях переплеталось дыхание гор, дерзнувших пиками взлететь к встающему солнцу. Красота мотылька воплощалась в их сокровенных мечтах, быть свободными и окрыленными счастьем. Мотылёк напомнил, что жизнь быстротечна и её не стоит тратить на туманное уныние. Теряясь в мерцание, перевал поверил, что рассеивающий мглу силой ожидания наступит ясность, а от взмахов крыльев мотылька в мир явится свет солнца. В узком разломе неба скрипнул кроной кедр и над отправной тропинкой бесконечное марево расступилось. Уходила в прошлое жуть, и замаячил просвет надежды.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Дыханием потрескавшихся губ и жаром пальцев человек согревал в застывшем сизом сне мотылька. Раздувал искру в душе, а он вспомнил луну и звёзды, солнце и ветер, пламя костра и сияние глаз. Сердце зябнущего мотылька учащённо забилось, а он загадал желание, чтобы с перевала в небо, крылья выросли и оживили трепет ветра. Взмах крыла мог развеять хмарь с перевала, а искра надежды пробить брешь. Он ожил и увидел печальный взгляд оленят ожидающих небесную важенку на звёздных пастбищах. Млечное вымя прародительницы небесного мира питало розовым туманом звёздных оленят. Звездочки меняли облик, мерцали и падали, оставляя на туманной стороне перевала проблески. Небесная важенка хмурилась, улыбалась и щурилась, ожидая рождение чудесного света Утренней звездочки. Порхающий мотылёк сквозь туманную щель почуял восход солнца-оленя на другой стороне перевала. Почти раскрытыми крыльями поглощал оттенки неба - от сияния розовой зари и золотистой молнии, бирюзовой зарницы и грозовой черноты. В груди тлел уголёк, а на крыльях переплеталось дыхание гор, дерзнувших пиками взлететь к встающему солнцу. Красота мотылька воплотилась в сокровенных мечтах, быть свободными и окрылёнными счастьем. Мотылёк напомнил, что жизнь быстротечна и её не стоит тратить на туманное уныние. Теряясь в мерцание, перевал поверил, что рассеивающая мглу сила ожидания явит ясность, а взмах крыльев мотылька в мир вернёт свет солнца. В узком разломе неба скрипнул кроной кедр и над отправной тропинкой бесконечное марево расступилось. Уходила в прошлое жуть, а замаячил просвет надежды.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>На туманном склоне перевала грустно лежали жемчужные росы в ползучем мраке и стуже. Мотылек видением ободрённый, смотрел на закрытые цветы и застывшие струи шуги. Они не проснулись, а влюблённый в жизнь мотылёк летал обратимыми тропами, но зависел от положения светил над горами. Мотылёк вспорхнул, нарушив покой изморози и по камням умеющим говорить, к поджатому скалами и снежурой бурлящему горному ручью. Свежие капли воды разговаривали с хрустальным блеском утренней росы на ягельных берегах, прорастая побегами жимолости и распускаясь лепестками кашкары. Чистый мир расплывчатого света мотылёк наряжал узором оттаявшего ягеля, и ласкал нежную хвою кедрового стланика. От ревности ветра сонный туман опал и расступился перед падением Утреней звездочки в бездну зари. Мотылёк возвращал дух дня, а луч солнца согрел заблудшую душу, не нашедшую уверенность. Созданный из звездопадной пыли тропы, золотистой пыльцы, песка снов и прозрачных крыльев, мотылёк притягивал ясность неба. Как снежинка взлетел между двумя незыблемыми утесами, ловить блик первого луча утреннего света. На бледной черте просвета синих гор, чьи остроконечные вершины, словно отрывались от подножья, появилась кромка солнца. Алый краешек похожий на хребет небесного оленя робко завис, пробиваясь тонким сиянием над насквозь измокшим перевалом.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>На туманном склоне перевала грустно лежали жемчужные росы в ползучем мраке и стуже. Мотылек видением ободрённый, смотрел на закрытые цветы и застывшие струи шуги. Они не проснулись, а влюблённый в жизнь мотылёк летал обратимыми тропами, но зависел от положения светил над горами. Мотылёк вспорхнул к поджатому скалами и снежурой бурлящему ручью, к блеску утренней росы и ягельные берега проросли побегами жимолости и распустились лепестки кашкары. Искрой света мотылёк наряжал узор оттаявшего ягеля и хвою кедрового стланика. От ревности ветра сонный туман опал и расступился перед падением Утреней звездочки в бездну зари. Мотылёк вернул дух дня, а луч солнца согрел заблудшую душу, не нашедшую уверенность. Созданный из звездопадной пыли тропы, золотистой пыльцы, песка снов и прозрачных крыльев, мотылёк притягивал ясность неба. Взлетел к незыблемым утесам, ловить луч утреннего света. На бледной черте просвета синих гор, появилась кромка солнца. Алый краешек похожий на хребет небесного оленя робко завис, пробиваясь тонким сиянием над измокшим перевалом.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Сотни маленьких солнечных радуг сумел поймать мотылёк и поверил в добывание удачи. Солнечный свет наполнил перевал светлой надеждой, пройдя сквозь крылья, оставил искру в душе мотылька. Лучистое тепло отодвинуло сгущающуюся мглу с ягеля, коснулось каменистой тундры, и сразу стало тепло на гребнях гор. Мотылёк нуждался в солнце для того чтобы жить и горы жаждали, чтобы дух дня ох согрел. Горы подняли мотылька ввысь. Обогревшись теплом мотылёк, раздвинул стены тьмы и взлетел по солнечному лучу в небесную бездонную синь горизонта. Любуюсь безмерной и грозной высотой, в кругу небесной семьи рассказывал мотылёк желание гор, завлекая горящее солнце взойти над тоской погнутой тропинки. Заметило крылья мотылька облечённые в красочные ярко-огненные лучи и услышало его призыв полыхающее солнце. Веление солнца перевернуло вдруг жизнь, и желание сердца гор было исполнило.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Сотни маленьких солнечных радуг сумел поймать мотылёк и поверил в добывание удачи. Солнечный свет наполнил перевал светлой надеждой, пройдя сквозь крылья, оставил искру в душе мотылька. Лучистое тепло отодвинуло сгущающуюся мглу с ягеля, коснулось каменистой тундры и стало тепло на гребнях гор. Мотылёк нуждался в солнце для того чтобы жить и горы жаждали, чтобы дух дня ох согрел. Горы подняли мотылька ввысь, а он крыльями раздвинул стены тьмы и летел по солнечному лучу в небесную бездонную синь горизонта. Любуюсь безмерной и грозной высотой, в кругу небесной семьи рассказывал мотылёк желание гор, завлекая горящее солнце взойти над тоской погнутой тропинки. Заметило крылья мотылька облечённые в красочные ярко-огненные лучи и услышало его призыв полыхающее солнце. Веление солнца перевернуло вдруг жизнь, а желание сердца гор было исполнило.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Из пространства туманного времени солнышко цветы багульника на перевале погладило лучами, и они ожили. Вернулась чистая безмятежная жизнь на исходные тропы и мотылёк окунулся в аромат цветочной пыльцы и нектара. Солнце черпало силы от счастья мотылька и вернуло в горы дух дня. Над помолодевшим перевалом сквозь слепящие лучи стоящего в зените светила, мотылёк встретил бабочку со знаком солнечной зари на крыльях. Лунный мотылёк хоботком прикоснулся к золотисто-розовому крылу, вздрогнула бабочка, раскрылась улыбкой и дружелюбно открыла объятия. Мотыльки в озарении суетились на венчиках цветков, купая в нектаре бархатные крылышки. Они осознали, что горы и небо восхваляют их счастье. Мотыльки знали, как важно не спугнуть мечту и красили голову и крылья пыльцой цветов в оттенки солнца. Из мглы мотылёк взлетал к улыбающейся луне, а в затмение, словно эхо в громе, летал к солнцу. Любопытная бабочка замерла на мгновение и радостно вспорхнула ввысь к пламени пылкого солнца. Оказавшись рядом, стала летать вокруг жара, а в безумие пекла истлела и пеплом вернулась. Прогорая, лунный мотылек залетел на теневую сторону, а лучи отражённого света пробежали по зеркалу крыла. Трепетал мотылёк, получив ожог, опалив край крыла и нелепо упал на ягельную поляну. Из огненной чашечки цветка он любовался полётом светила по таинству неба. Луч заходящего солнца всполохом, блеснул на крыле мотылька, багровым заревом коснулся перевала, и залитый пурпуром перевал погас. В прохладе гор, солнцем пропитанный мотылёк поймал в изначальной бездне свет Вечерней звезды, раскинул крылья и задремал. Дневной свет уступил место потёмкам, а небесная семья солнца вернула в горы дух ночи. Лепестки цветов окунулись в туманные сны.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Из пространства туманного времени солнышко цветы багульника на перевале погладило лучами, а они ожили. Вернулась чистая безмятежная жизнь на исходные тропы и мотылёк окунулся в аромат цветочной пыльцы и нектара. Солнце черпало силы от счастья и вернуло в горы дух дня. Над помолодевшим перевалом сквозь слепящие лучи стоящего в зените светила, мотылёк встретил бабочку со знаком солнечной зари на крыльях. Лунный мотылёк хоботком прикоснулся к золотисто-розовому крылу, вздрогнула бабочка, раскрылась улыбкой и дружелюбно открыла объятия. Мотыльки в озарении суетились на венчиках цветков, купая в нектаре бархатные крылышки. Они осознали, что горы и небо восхваляют их счастье. Мотыльки знали, как важно не спугнуть мечту и красили голову и крылья пыльцой цветов в оттенки солнца. Из мглы мотылёк взлетал к встающей луне, а в затмение, словно эхо в громе, летал к солнцу. Бабочка замерла на мгновение и радостно вспорхнула к пламени пылкого солнца. Мятежная душа любовью сердце обманула. Оказавшись рядом, стала летать вокруг жара, а в безумие пекла истлела и пеплом вернулась. Прогорая, лунный мотылек залетел на теневую сторону, а лучи отражённого света пробежали по зеркалу крыла. Трепетал мотылёк, получив ожог, опалив край крыла и нелепо упал на ягельную поляну. Из огненной чашечки цветка он любовался полётом светила по таинству неба. Луч заходящего солнца всполохом, блеснул на крыле мотылька, багровым заревом коснулся перевала. Залитый пурпуром перевал погас, но не истлела искра в душе мотылька. В прохладе гор, солнцем пропитанный мотылёк поймал в изначальной бездне свет Вечерней звезды, раскинул крылья и задремал. Дневной свет уступил место потёмкам, а небесная семья солнца вернула в горы дух ночи. Лепестки цветов окунулись в туманные сны - захлебнулись порывами времени.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>На стыке дня и ночи топкий туман ослабел, но не упал на изгиб тропинки, не исчез в лунных лучах, молоком сливаясь во мрак ущелья. Небесная важенка покинула пустой перевал, одиноко шатаясь по каньонам и расщелинам, в поисках мотылька. До нежного света Утренней звезды лунный мотылёк, хранящей в сердце искру любви и обманчивый туман на золотистых чашечках кашкары не расставались. Напившись сладости туманного молока, немного погрустила о прошлом заблудшая душа. Поддержка немеркнущей искры в душе мотылька превращала человека в восходителя, преодолевающего затерянные перевалы. Точное время рассвета и заката солнца учило знать долготу дня и ночи, понимать сумерки и предвидеть погоду по часам, чувствовать и замечать настроение кочевой тропы, смело идти и не терять душу.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>На стыке дня и ночи топкий туман ослабел, но не упал на изгиб тропинки, не исчез в лунных лучах, молоком сливаясь во мрак ущелья. Небесная важенка покинула пустой перевал, одиноко шатаясь по каньонам и расщелинам в ожидании звёздопада. До нежного света Утренней звезды лунный мотылёк, хранящей в сердце искру любви и обманчивый туман на золотистых чашечках кашкары не расставались. Перед дождиком пил мотылёк сладость нектара и немного грустила о прошлом заблудшая душа. Прилетал мотылёк тенью манящей - ожидая бурю пыльцу не сдувал. Светился сильнее перед восходом солнца и исчезал искрой блестящей. Осколок света парил, словно вольный ветер в огне надежд сжигая искры. В закатах изменчивых лун, как наваждение сна в поисках смысла летал сквозь ночь к необозримым звездам. Поддержка немеркнущей искры в душе мотылька превращала человека в восходителя, преодолевающего затерянные перевалы. Точное время рассвета и заката солнца учило знать долготу дня и ночи, понимать сумерки и предвидеть погоду по часам, чувствовать и замечать настроение кочевой тропы, смело идти и не терять душу.<br>
 
[[Файл:Тофалария. Оленный охотник 70.jpg.jpg]]<br>
 
[[Файл:Тофалария. Оленный охотник 70.jpg.jpg]]<br>
 
<br>
 
<br>

Версия 18:46, 16 мая 2020

Тофалария — историко-культурный регион в центральной части горной системы Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями.

Тофалария. Агульская Пила 7.JPG.jpg
      Онемевшего ветра наклонный перевал Хурэгтын-Дабан со всех сторон теснили бесконечные горные изломы Окинского хребта, а небесные олени по узким пропилам в скалах кротко и безмолвно скользили. На ледяных вершинах и снежных склонах звёздные оленята пили туманное молоко разлитое Важенкой Небо. Богатства, счастья жаждала блуждающая душа, но луч надежды угас в студёной росе, а духи дня и ночи уснули в мёрзлых гнёздах на гребнях гор. Завистливой мечтой окутала беспросветная хмарь и искажающая звуки эхо глухая тишина. Захлебнулись оленята в путанице мутного молока рваных туч. Терялись души зверей, птиц и людей, позабыв, на что похожи рассветы. В мир пугающего забвения глотающего свет они не наведывались. Кочующий от края до края тайги человек не мог во мгле истолковать направление незримых троп по пятнам на лике Луны, по мерцанию света Полярной звезды и точкам рассвета и заката Солнца. Непроницаемо плотный туман, накрывший хорошо знакомый перевал, делал его неузнаваемым, расплывчатым, таинственным и наполнял заблудившуюся душу неуверенностью. От касания зыбкого, как сон сумрака, сердце стучало - просило звёздных оленят с белых стен высоких гор до дна испить разлитое молоко вязкого тумана.
      Белый покров тумана лживо гулким эхом ворчал, бродил и на скалы натыкался. Осторожный человек, плавно набирая высоту по снежным мостам притоков Холбы, заблудился, остановился и ждал в мучительных страданиях. Он надеялся на чудо, не торопясь, отыскивая твердую почву, преодолевал спуски и подъёмы, селевые потоки и лавины, горные реки и водопады, топи и скалы, травянистые и снежные склоны, подвижные осыпи и ледовые разломы. Вдумчиво выбирал безопасную нить оборванного пути, смотрел под ноги, остерегался падения камней и постоянно был бдительным. Частотой сердечных стуков помогал детёнышам животных и птиц, добрыми делами в своей душе растапливал лёд. Проходя через испытания, во мгле кружил, терял видимость, ощущал затруднённость, сверял стороны, не жаловался в буреломах, а принимал всё в расчет, когда выбирал направление. В плотном тумане над пропастью осторожно искал выгиб согнутой тропы, а его сердце волновал житейский смысл помогающий познать себя и найти разорванную на части душу. Кто он и зачем живёт без души? Куда идёт сквозь завесу серости по болотистой вязи или по краю бездны, а вернёт в сердце потерянный свет, тепло и надежду? Возможно, сквозь непролазные заросли круто поднимающейся вверх сутулой тропы, он искал ломаную судьбу, но у обрыва остановился. У обочины коварного перевала выводящего на перегиб ледника раздул пламя от уголька, завёрнутого в бересту. В безразмерной пелене мрака душу огонька поил молоком тумана.
      На мрачной стороне тумана, переходящего маревом из слякоти в ненастье, дремал смоченный постным молоком мотылёк с неповторимым рисунком новорождённой луны на матовых крылышках. Мотылька по имени - Искра одолевала тоска, а он словно небывалое откровение молнии увидел робкий проблеск пламени костра в однообразие тумана. От удивления мотылёк пошевелить крылом боялся, чтоб не задуть уголёк. Снедаемый любопытством крошечный мотылёк влетел к тёплому пламени огня. Он упал в золу и не сжёг крылья, а по кончикам пальцев человека скользнул остывшим пеплом. Крылатый цветок искусно покрыл лунный рисунок лучистым отблеском красок тлеющего уголька. Озарение мечты пробило клочья тумана и на мгновение осветило тропинку. Туман понял, что пламя костра засветило искру в сердце мотылька-светлячка.
      В нещадном сумраке найдя самый светлый в мире мираж, привыкший искать, а не находить человек побрёл неровным шагом за порхающим мотыльком-огонёчком растворяясь в глубине тумана. Тропа затаилась и темнела. Становилась освещенной, ухабистой и ровной, гладкой и разбитой, расползалась на унылые тропки или вытягивалась бесконечно длинной. Капризный туман умел угадывать настроение заплутавшей души и делал мир таким, каким были мысли и устремления идущего по тропинке. Человек старался доверять не глазам, а внутреннему ощущению полёта мотылька ведомого счастьем. Шёл вперед, возвращая чувство опоры. Не видел трудный и жестокий путь, но чувствовал под ногами. Порхающий мотылёк вышел человека на развилку безвозвратных троп. Преодолевая страхи и сомнения перед неизвестностью, заплутавшая душа брела по тропе жизни, а желая счастье мотыльку - по тропе радости. Загадочная и понятная, непредсказуемая и ожидаемая тропинка то появлялась, то исчезала, а истерзанная душа давилась в тумане. Мотылёк кружил, возвращался и улетал, вкладывая искру в заблудшую душу, а человек понял, что искорки зари не сжигая очищают. Себя увидел по-другому и потерянную тропинку.
      Лавируя между трещинами ледяного вала, мотылёк пытался захватить остатки теплой мечты за снежным надувом, но время просвета костерка истекло с натянутых скальных стен. Оглянувшись, светлая щель сомкнулась над горами и надежды растаяли. В разорванном ледопаде стало темно, холодный блеск искрящегося тумана проснулся над бурлящей шугой и отблеск костра спрятался. Ухнул филин, тревожно крикнула кабарга. Вздрогнул мотылёк и полетел искать тропинку, ведущую к потерянному перевалу. Летел, искал и увидел вдали зовущий блеск. В тяжёлом проеме тумана парила озябшая луна похожая на небесную важенку. Взмахнул ослабевшими крыльями мотылёк, а в прожилках тонких засиял лунный свет, оставляя отблеск в душе мотылька-светлячка. Спотыкалась и озиралась блуждающая душа, но растворялась ясность ума в пространстве постного молока смешанного со звёздными ягодами. Ускользала туманная луна, превращая заблудшую душу в порхание мотылька. Грезился отблеск солнечного уголька, а коченеющему мотыльку снилось потухшее светило, упавшее на усыпанную остывшей золой тропинку перевала. В тумане сливаясь с луной, прохлада победила зной. Лунным светом орошенный мотылёк совпал со своим отражением, обрастая узором изморози, неуловимо совместился со своим сновидением.
      Тихо и безмолвно в тумане рождались новые леденеющие луны, а человек искал мотылька и обнаружил меняющий цвет комочек на изморози. В молчание тумана, купался в лунном нектаре, питался лучами звёзд и много перерождений претерпел и жизней прожил. Способный к бесконечным изменениям, зародышем в теле матери, личинкой на ягеле, моховой гусеницей, куколкой сохраняющей рост крыльев, мотылёк сохранил в сердце искру. Вращался смысл поблекших в тумане лун, теплился в сторону счастья, а мотылёк глотал воздух ожидания. Жизненную силу мотыльку давал новый неясный перевал, а грезилась параллельная похожесть того, что происходит с человеческой душой - летящей на дым. Выгоревшая в туманной пустоши душа с жаждой закрыться боялась. Идущая тенью душа уподоблялось невинному мотыльку в тумане, напоминая в повседневной жизни о создателе дня и ночи, холода и тепла, света и тьмы всех живых существ, обитающих по великой воле солнца.
      Дыханием потрескавшихся губ и жаром пальцев человек согревал в застывшем сизом сне мотылька. Раздувал искру в душе, а он вспомнил луну и звёзды, солнце и ветер, пламя костра и сияние глаз. Сердце зябнущего мотылька учащённо забилось, а он загадал желание, чтобы с перевала в небо, крылья выросли и оживили трепет ветра. Взмах крыла мог развеять хмарь с перевала, а искра надежды пробить брешь. Он ожил и увидел печальный взгляд оленят ожидающих небесную важенку на звёздных пастбищах. Млечное вымя прародительницы небесного мира питало розовым туманом звёздных оленят. Звездочки меняли облик, мерцали и падали, оставляя на туманной стороне перевала проблески. Небесная важенка хмурилась, улыбалась и щурилась, ожидая рождение чудесного света Утренней звездочки. Порхающий мотылёк сквозь туманную щель почуял восход солнца-оленя на другой стороне перевала. Почти раскрытыми крыльями поглощал оттенки неба - от сияния розовой зари и золотистой молнии, бирюзовой зарницы и грозовой черноты. В груди тлел уголёк, а на крыльях переплеталось дыхание гор, дерзнувших пиками взлететь к встающему солнцу. Красота мотылька воплотилась в сокровенных мечтах, быть свободными и окрылёнными счастьем. Мотылёк напомнил, что жизнь быстротечна и её не стоит тратить на туманное уныние. Теряясь в мерцание, перевал поверил, что рассеивающая мглу сила ожидания явит ясность, а взмах крыльев мотылька в мир вернёт свет солнца. В узком разломе неба скрипнул кроной кедр и над отправной тропинкой бесконечное марево расступилось. Уходила в прошлое жуть, а замаячил просвет надежды.
      На туманном склоне перевала грустно лежали жемчужные росы в ползучем мраке и стуже. Мотылек видением ободрённый, смотрел на закрытые цветы и застывшие струи шуги. Они не проснулись, а влюблённый в жизнь мотылёк летал обратимыми тропами, но зависел от положения светил над горами. Мотылёк вспорхнул к поджатому скалами и снежурой бурлящему ручью, к блеску утренней росы и ягельные берега проросли побегами жимолости и распустились лепестки кашкары. Искрой света мотылёк наряжал узор оттаявшего ягеля и хвою кедрового стланика. От ревности ветра сонный туман опал и расступился перед падением Утреней звездочки в бездну зари. Мотылёк вернул дух дня, а луч солнца согрел заблудшую душу, не нашедшую уверенность. Созданный из звездопадной пыли тропы, золотистой пыльцы, песка снов и прозрачных крыльев, мотылёк притягивал ясность неба. Взлетел к незыблемым утесам, ловить луч утреннего света. На бледной черте просвета синих гор, появилась кромка солнца. Алый краешек похожий на хребет небесного оленя робко завис, пробиваясь тонким сиянием над измокшим перевалом.
      Сотни маленьких солнечных радуг сумел поймать мотылёк и поверил в добывание удачи. Солнечный свет наполнил перевал светлой надеждой, пройдя сквозь крылья, оставил искру в душе мотылька. Лучистое тепло отодвинуло сгущающуюся мглу с ягеля, коснулось каменистой тундры и стало тепло на гребнях гор. Мотылёк нуждался в солнце для того чтобы жить и горы жаждали, чтобы дух дня ох согрел. Горы подняли мотылька ввысь, а он крыльями раздвинул стены тьмы и летел по солнечному лучу в небесную бездонную синь горизонта. Любуюсь безмерной и грозной высотой, в кругу небесной семьи рассказывал мотылёк желание гор, завлекая горящее солнце взойти над тоской погнутой тропинки. Заметило крылья мотылька облечённые в красочные ярко-огненные лучи и услышало его призыв полыхающее солнце. Веление солнца перевернуло вдруг жизнь, а желание сердца гор было исполнило.
      Из пространства туманного времени солнышко цветы багульника на перевале погладило лучами, а они ожили. Вернулась чистая безмятежная жизнь на исходные тропы и мотылёк окунулся в аромат цветочной пыльцы и нектара. Солнце черпало силы от счастья и вернуло в горы дух дня. Над помолодевшим перевалом сквозь слепящие лучи стоящего в зените светила, мотылёк встретил бабочку со знаком солнечной зари на крыльях. Лунный мотылёк хоботком прикоснулся к золотисто-розовому крылу, вздрогнула бабочка, раскрылась улыбкой и дружелюбно открыла объятия. Мотыльки в озарении суетились на венчиках цветков, купая в нектаре бархатные крылышки. Они осознали, что горы и небо восхваляют их счастье. Мотыльки знали, как важно не спугнуть мечту и красили голову и крылья пыльцой цветов в оттенки солнца. Из мглы мотылёк взлетал к встающей луне, а в затмение, словно эхо в громе, летал к солнцу. Бабочка замерла на мгновение и радостно вспорхнула к пламени пылкого солнца. Мятежная душа любовью сердце обманула. Оказавшись рядом, стала летать вокруг жара, а в безумие пекла истлела и пеплом вернулась. Прогорая, лунный мотылек залетел на теневую сторону, а лучи отражённого света пробежали по зеркалу крыла. Трепетал мотылёк, получив ожог, опалив край крыла и нелепо упал на ягельную поляну. Из огненной чашечки цветка он любовался полётом светила по таинству неба. Луч заходящего солнца всполохом, блеснул на крыле мотылька, багровым заревом коснулся перевала. Залитый пурпуром перевал погас, но не истлела искра в душе мотылька. В прохладе гор, солнцем пропитанный мотылёк поймал в изначальной бездне свет Вечерней звезды, раскинул крылья и задремал. Дневной свет уступил место потёмкам, а небесная семья солнца вернула в горы дух ночи. Лепестки цветов окунулись в туманные сны - захлебнулись порывами времени.
      На стыке дня и ночи топкий туман ослабел, но не упал на изгиб тропинки, не исчез в лунных лучах, молоком сливаясь во мрак ущелья. Небесная важенка покинула пустой перевал, одиноко шатаясь по каньонам и расщелинам в ожидании звёздопада. До нежного света Утренней звезды лунный мотылёк, хранящей в сердце искру любви и обманчивый туман на золотистых чашечках кашкары не расставались. Перед дождиком пил мотылёк сладость нектара и немного грустила о прошлом заблудшая душа. Прилетал мотылёк тенью манящей - ожидая бурю пыльцу не сдувал. Светился сильнее перед восходом солнца и исчезал искрой блестящей. Осколок света парил, словно вольный ветер в огне надежд сжигая искры. В закатах изменчивых лун, как наваждение сна в поисках смысла летал сквозь ночь к необозримым звездам. Поддержка немеркнущей искры в душе мотылька превращала человека в восходителя, преодолевающего затерянные перевалы. Точное время рассвета и заката солнца учило знать долготу дня и ночи, понимать сумерки и предвидеть погоду по часам, чувствовать и замечать настроение кочевой тропы, смело идти и не терять душу.
Тофалария. Оленный охотник 70.jpg.jpg

Тофалария. Агульская Пила 5.JPG.jpg

Тофалария. Дургомжинские Гольцы. 4.JPG.jpg

Содержание

Сборник стихов

Тофалария. Догульма. Розовая заря.jpg.jpg

Тофалария. По заснеженным просторам. 17.jpg.jpg

Книга "Ленточки странствий"

"Лунный круг"

В зерцале душ вселенной бездонный полог тёмно-синий,
Аквамарина свет уже давно погасших в чароите звезд,
Топазами мелькают надежды янтарными мгновениями,
Припорошенный алмазною пыльцой, кочует лунный круг,
В густо-серой вязкой туманности борозд сапфировых комет,
Среди циркониевых хребтов к созвездиям далеким хризолита.

Тофалария. Книга. Ленточки странствий. Русин Сергей Николаевич.1.jpeg.jpg
      Книга "Ленточки странствий"
Багульник. Нижнеудинск. Саяны.11.jpg.jpg

Книга "Ловец Солнца"

Тофалария. Тайга-Шаман 49.jpg.jpg

Книга Ловец Солнца. Русин Сергей Николаевич .jpg.jpg

В добрый путь

Тофалария. Уда-Тайга 21.jpg.jpg

Багульник. Нижнеудинск. Саяны.26.jpg.jpg
      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич

Восточных Саян, горная система с непроходимой тайгой, бурными реками. Солнечное путешествие Русина Сергея Николаевича по горам, которым он готов признаваться в любви вечно. Восточные Саяны прекрасны и многолики и путешествия по ним напоминают поход в увлекательный музей, в котором нет числа радостным чувствам.