Катышиндигеру. Тофалария

Материал из IrkutskWiki
(Различия между версиями)
Перейти к: навигация, поиск
(Книга "Ловец Солнца")
Строка 1: Строка 1:
 
<div class= style="background: #32CD32; border-width: 2px; border-style: solid; border-color: #008000"><font color="white">Тофалария — историко-культурный регион в центральной части горной системы Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями.</font></div>
 
<div class= style="background: #32CD32; border-width: 2px; border-style: solid; border-color: #008000"><font color="white">Тофалария — историко-культурный регион в центральной части горной системы Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями.</font></div>
 
[[Файл:Тофалария. Уда-Тайга 73.jpg.jpg]]<br>
 
[[Файл:Тофалария. Уда-Тайга 73.jpg.jpg]]<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Одолевая длинный путь, вверх по реке Джуглым до устья реки Ичемь, минуя тайгу и болота, тропа вывела оленей в исток реки Красной Бирюсы. В поисках познания сути, не считая приобретения, стадо оленей кружило в верховьях Красной и Черной Бирюсы, Большой и Малой Бирюсы по размытым звериным тропам, пересекая бесчисленные броды и подымаясь через крутые перевалы. Наевшись до сытости черемши, равнодушно спали медведи на склоне горы у скачущей по камням речушки Бугульмы. Вперед без страха и сомнений навстречу счастью и судьбе шумно за солнцем северные олени шли руслом быстрой и неглубокой, но с остатками могучих наледей реки Марита к Тынгойскому Белку. На каменистых перекатах разворачивая караван поперёк золото россыпной шиверы, вода без сожалений прошлое стирала. Вперёд - назад дорог здесь нет, и каменистое дно с застревающим золотым песком, иногда служило лучшей тропой в обход дремучих завалов. Большая Бирюса с огромными нависающими скалами, прижимами и ямами брала начало с узких гребней с крутопадающими склонами Джуглымского хребта. На острых труднодоступных пиках Восточных Саян таял снег, убегая незримыми ручьями. Замерзала золотом разукрашенная река в ноябре, а полностью освобождалась ото льда в начале мая. Летом вода от проливных дождей прибывала, и слегка окрашивалась в золотистые и небесно-зеленые оттенки. Таёжнику неизменно сопутствовала удача в охоте на пушного зверя по берегам ледяной прозрачной реки, и он отстранено проезжал мимо узорных россыпей и рудного золота, красовавшихся на дне и скальных обнажения. Самородки накапливались в результате незаметного разрушения и размыва кварцевых рудных жил в притоках Катышиндигеру и Хорме. Катанное и чешуйчатое золото блестело в суглинках и обломках докембрийских сланцев, песчаниках и известняках, буром шпате и серном золотоносным колчедане. Содержание золота в песках было исключительно высоким в россыпях, перенесенных движением ледниковых масс в период оледенения Саян.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Одолевая длинный путь, вверх по реке Джуглым до устья реки Ичемь, минуя тайгу и болота, тропа вывела оленей в исток реки Красной Бирюсы. В поисках познания сути, не считая приобретения, стадо кружило в верховьях Красной и Черной Бирюсы, Большой и Малой Бирюсы по размытым звериным тропам, пересекая бесчисленные броды и подымаясь через крутые перевалы. Из берлоги высунув лапы и наевшись до сытости черемши, равнодушно спали медведи на склоне горы у скачущей по камням речушки Бугульмы. Вперед без страха и сомнений навстречу счастью и судьбе шумно за солнцем северные олени шли руслом быстрой и неглубокой, но с остатками могучих наледей реки Марита к Тынгойскому Белку. На каменистых перекатах разворачивая караван поперёк россыпного золота косой шиверы, вода без сожалений прошлое стирала. Вперёд - назад дорог здесь нет, а каменистое дно с застревающим золотым песком, служило лучшей тропой в обход дремучих завалов. Большая Бирюса с огромными нависающими скалами, прижимами и ямами брала начало с узких гребней с крутопадающими склонами Джуглымского хребта. На острых труднодоступных пиках Восточных Саян таял снег, убегая незримыми ручьями. Замерзала золотом разукрашенная река в ноябре, а полностью освобождалась ото льда в начале мая. Летом от проливных дождей нагон воды на скальный берег окрашивался в золотистые и небесно-зеленые оттенки. Таёжнику неизменно сопутствовала удача в охоте на пушного зверя по берегам ледяной прозрачной реки, и он отстранено проезжал мимо узорных россыпей и рудного золота, красовавшихся на дне и скальных обнажения. Самородки накапливались в результате незаметного разрушения и размыва кварцевых рудных жил в притоках Катышиндигеру. Катанное и чешуйчатое золото блестело в суглинках и обломках докембрийских сланцев, песчаниках и известняках, буром шпате и серном золотоносным колчедане. Содержание золота в песках было высоким в россыпях, перенесенных движением ледниковых масс в период оледенения Саян.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Олени, ослеплённые ярко-желтым блеском золотых самородков отражающих солнечные лучи на дне, медленно брели по течению ручья. В приливе сил кочевой таёжный оленевод-охотник из рода Чёрных Гусей услышал зов горных вершин и оглянулся. Неожиданно заплутавшим взглядом заметил, что в окружении миллиона отражающих блеск песчинок в мутной глине лежал огромный самородок зачарованного золота. Самородок имел форму ясного и ровного шаманского зеркала, и поддерживал неразрывную связь с духом Солнца. Этот обольстительный блеск губил многих ненадёжных людей нездоровым удивлением. Золотом богатые руды сердца лечили, но имели обманную силу над человеком, лишая иногда мудрости и стержня жизни. Золото обаянием, могло буйством будоражить кровь или ложью просто вытеснить любые добрые мысли из нестойкой личности. Золото заставляло молодых и отзывчивых, но неопытных людей врать и воровать, болеть золотой лихорадкой и принимать звериный облик. Бубен белой пургой запорошенной мог скакать по заказу богатых туристов, а они за кружку золотого песка спирт наливали. Вечное золото в воде не ржавело, в огне не горело, в грязи не портилось и нетленно сияло. Таёжник не сразу понял, что перед ним дивное зеркало - настолько точно оно сквозь облака отражало Солнце, небо и горы. В голове таёжника поселилась сладостные мечтания, что это мягкая чудесная реальность, в которую из суровой жизни можно легко с головой окунуться. Из любопытства с уважением наклонился к лицевой стороне и увидел самого себя в зеркале самородка и от огорчения испугался. Он посмотрел на золото, а не на себя, но видел только свое отражение. Внимательно присмотревшись, он увидел в россыпи крохотных и причудливых осколках зеркальных золотников множество притворных людей вокруг себя. Каждый образ внимательно на него смотрел и о чем-то хитро просил. Таёжник жил в полном одиночестве и был уверен, что в тайге никого, кроме него, оленей и зверей, нет. Здесь редко скитались приезжие люди, время текло своим ходом до заката, а жизнь убегающей луною в небе казалась. На всякий случай нахмурился, чтобы защитить себя от внушения окруживших его случайных лиц или испугать их. Все нелепые лики сурово сдвинули брови в ответ. Склонный к сомнениям он насупился - они колючей угрозой ответили ему. Он искренне улыбнулся и все отблески, раскрыв сердца ему усмехнулись. Таёжник подумал жадно собрать все пылинки, надрываясь попытаться составить в одну гладь кусочка счастья, который будет согревать его жизнь, но посмотрев внимательно в отражение зеркального золота кроме себя никого не увидел. Размышляя, почувствовал, что его ненасытная алчность всего лишь видимость. Отражение не приносило ни добра, ни зла само по себе. Всё, происходящее вокруг таёжника, было всего лишь отражением его собственных мыслей, чувств, желаний, поступков и отвлекало от пушного промысла.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Олени, ослеплённые ярко-желтым блеском золотых самородков отражающих солнечные лучи на дне, медленно брели по течению ручья. В приливе сил кочевой таёжный оленевод-охотник из рода Чёрных Гусей услышал зов горных вершин и оглянулся. Неожиданно заплутавшим взглядом заметил, что в окружении множества отражающих блеск бляшек-песчинок в мутной глине лежал огромный самородок зачарованного золота. Самородок имел форму ясного и ровного шаманского зеркала, и поддерживал неразрывную связь с духом Солнца. Этот обольстительный блеск губил многих ненадёжных людей нездоровым удивлением. Золотом богатые руды буравили взглядом и сердца лечили, но имели обманную силу над человеком, лишая иногда мудрости и стержня жизни. Золото обаянием, могло буйством будоражить кровь или ложью просто вытеснить любые добрые мысли из нестойкой личности. Золото заставляло молодых и отзывчивых, но неопытных людей врать и воровать, болеть золотой лихорадкой и принимать звериный облик. Бубен белой пургой запорошенной мог скакать по заказу богатых туристов, а они за кружку золотого песка спирт наливали. Вечное золото в воде не ржавело, в огне не горело, в грязи не портилось и нетленно сияло. Таёжник не сразу понял, что перед ним дивное зеркало - настолько точно оно сквозь облака отражало Солнце, небо и горы. В сердце поселились сладостные мечтания, что это мягкая чудесная реальность, в которую из суровой жизни можно легко с головой окунуться. Из любопытства наклонился к лицевой стороне и увидел самого себя в зеркале самородка и от огорчения испугался. Он посмотрел на золото, а не на себя, но видел только свое отражение. Внимательно присмотревшись, он увидел в россыпи крохотных и причудливых осколках зеркальных золотников множество притворных лиц вокруг себя. Каждый образ внимательно на него смотрел и о чём-то хитро просил. Таёжник кочевал в полном одиночестве и был уверен, что в тайге нет никого, кроме него, оленей и зверей. Здесь редко скитались приезжие люди, время текло своим ходом до закатных зарниц, а жизнь убегающей луною в небе казалась. На всякий случай нахмурился, чтобы защитить себя от внушения окруживших его случайных лиц или испугать их. В ответ все нелепые лики сурово сдвинули брови. Склонный к сомнениям он насупился - они колючей угрозой ответили ему. Он искренне улыбнулся и все отблески, раскрыв сердца ему усмехнулись. Таёжник подумал жадно собрать все пылинки, надрываясь попытаться составить в одну гладь кусочка счастья, который будет согревать его жизнь, но посмотрев внимательно в отражение зеркального золота кроме себя никого не увидел. Размышляя, почувствовал, что его ненасытная алчность всего лишь видимость. Отражение не приносило ни добра, ни зла само по себе. Всё, происходящее вокруг таёжника, было всего лишь отражением его собственных мыслей, чувств, желаний, поступков и отвлекало от пушного промысла.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Стремительный бег оленей по кедровому стланику заставил таёжника вспомнить о семье и за шторою достатка в зеркале заметил, что где-то далеко внизу молния сверкает, вверху люди угощают солнечный рот - огонь очага. Под лёгкие бубны и смех детворы идет своим чередом жизнь стойбища и дух хранитель медведь пьёт воду в истоке ручья. С обветренным лицом старица у чума обрабатывает шкуры, а красавица расшивает бисером меховую одежду с амулетами из ястребиных когтей. В отличие от того, кто за золотым зеркалом стоял, таёжник отражал не только то, что видел, но и то чего не видно на первый взгляд в сердце. Если лютые хищники свирепствовали в угодьях, он добывал охотничью удачу. Если тайга дарила урожай, он берёг тайгу. Если тайга была не богатой, он не брал лишнего. Он старался быть добрее, охота на копытного зверя была удачной и семья на стойбище отсвечивала радостью. Отражение солнечной тайги в золотой глади помогало таёжнику увидеть свои хорошие черты и получалось наладить жизнь. Через таёжный мир ликовало его зеркальное отражение. Стоящей за золотой поверхностью звёздный лик обращался к таёжнику через его же собственное сердце.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Стремительный бег оленей по кедровому стланику заставил таёжника вспомнить о семье и за шторою достатка в зеркале заметил, что где-то далеко внизу молния сверкает, вверху люди угощают солнечный рот - огонь очага. Под лёгкие бубны и смех детворы идет своим чередом жизнь стойбища и дух хранитель медведь пьёт воду в истоке ручья. Красавица расшивает бисером меховую одежду оберегами из медвежьих когтей, а с обветренным лицом старица из берестяной коробки достала медвежью лапу. Хозяин гор - перевоплощаясь в медведя, наказывал людей за нарушение правил и запретов. В отличие от того, кто за золотым зеркалом стоял, таёжник отражал не только то, что видел, но и то чего не видно на первый взгляд в сердце. Если лютые хищники свирепствовали в угодьях, он добывал охотничье счастье. Если тайга дарила урожай, он берёг тайгу. Если тайга была не богатой, он не брал лишнего. Он старался быть добрее, охота на копытного зверя была удачной и семья на стойбище отсвечивала радостью. Отражение солнечной тайги в золотой глади помогало таёжнику видеть свои хорошие черты и получалось наладить жизнь. Через таёжный мир ликовало его зеркальное отражение. Стоящей за золотой поверхностью звёздный лик обращался к таёжнику через его же собственное сердце.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Дитя таёжных гор плохо понимал, как устроен весь сложный ошеломляющий мир. С оленьим молоком впитал он свет небесных светил, свежесть ветра и голос горной тундры. Они помогали пушниной промышляющему человеку в бездне зеркала различить, как образовалось золото. Сквозь ослепительные блики солнечных лучей он примечал, что вспыхивали во времена первозданные в слиянии отдалённые непричастные звёзды. Привходящий золотой пар не испарился в недрах Вселенной, а свечением молний плавивших метеориты разбрызгивался на Солнце, планеты и озябшую Землю. Солнце, проснувшись от золотого дождя, излившегося с высоких небес, вспыхнуло теплее и ярче. Перегретый металл скапливался, уплотнялся, сгущался в вечной мерзлоте Саянских гор и покрывал слоем всю поверхность вершин, очищая их от ледяных кристаллов. Жидкий металл метеоритного золота дёргался, охлаждался и затвердевал в студёных водах рек и слоях ледника. Золото, вступая в круговорот пород, скрывалось в глубинах гор и вновь появлялось на поверхности. Враждебный мир для человека, нёс человеку благо. В толще зеркала драгоценного металла Солнце с водою иногда местами менялись. От огромного самородка солнечного цвета ладошки горели, и от низших духов, словно в разбитом зеркале, в котором звёздные послания преломлялись по-разному, человек защиту искал. Сутулясь, таёжник не беспокоил духов-помощников природы, а смотрел и терпеливо ждал, когда золото соединит его отражение в одно целое. Смутным пламенем золотые блики искривлено играли вспышками молний и созидали тесным мир. В зыбкой очевидности он поскальзывался, падал и поднимался. Затаив дыхание слушал как, не забывая свой исток, гулким эхом камлал Катышиндигеру на небо с гневом. Шаман-река в жемчуге пены хранила ценности и волшебные грёзы. Вперемешку с глушащей болью сыпала заклинания отвесная скала. Стонала мохнатая тайга, внимая стукам воды о бубен камня. Дикие ритмы искристой волны и голодный вой волчьей стаи разрушив спокойствие, делали очи зрячими. Во всполохах света зеркало вне выбора не цеплялось за уходящее время. Оно не сохраняло воспоминания и тени, которые никогда не повторялись. Просто наблюдало, не делая различий между звёздами и туманом, зверем и человеком, глупостью и умом, выдумкой и фактом. Уподобляясь незаполненному, чистому зеркальному золоту ослепительные вспышки молний разрывали небо на части, а разбитое и разбросанное отражение человека становилось яснее и мудрее. Ни на кого не похожий мечтатель бесконечных троп не сдавался, не поверил призраку быть довольным, богатым, сытым и не остался в виде золотой тени. В себя силу таёжного зверя вбирая, протяжно вздыхал и выполнял, всё то, что при вспышках молний обещал духу гор - золото, отвлекающее от пушного промысла, руками с земли не поднял.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Дитя таёжных гор плохо понимал, как устроен весь сложный ошеломляющий мир. С оленьим молоком впитал он свет небесных светил, свежесть ветра и голос горной тундры. Они помогали пушниной промышляющему человеку в бездне зеркала различить, как образовалось золото. Сквозь ослепительные блики солнечных лучей он примечал, что вспыхивали во времена первозданные в слиянии отдалённые непричастные звёзды. Привходящий золотой пар не испарился в недрах Вселенной, а свечением молний плавивших метеориты разбрызгивался на Солнце, планеты и озябшую Землю. Солнце, проснувшись от золотого дождя, излившегося с высоких небес, вспыхнуло теплее и ярче. Перегретый металл скапливался, уплотнялся, сгущался в вечной мерзлоте Саянских гор и покрывал слоем всю поверхность вершин, очищая их от ледяных кристаллов. Жидкий металл метеоритного золота дёргался, охлаждался и затвердевал в студёных водах рек и слоях ледника. Золото, вступая в круговорот пород, скрывалось в глубинах гор и вновь появлялось на поверхности. Враждебный мир для человека, нёс человеку благо. В толще зеркала драгоценного металла Солнце с водою иногда местами менялись. От огромного самородка солнечного цвета ладошки горели, и от низших духов, словно в разбитом зеркале, в котором звёздные послания преломлялись по-разному, человек защиту искал. Сутулясь, таёжник не беспокоил духов-помощников природы, а смотрел и терпеливо ждал, когда золото соединит его отражение в одно целое. Смутным пламенем золотые блики искривлено играли вспышками молний и созидали тесным мир. В зыбкой очевидности он поскальзывался, падал и поднимался. Затаив дыхание слушал как, не забывая свой исток, гулким эхом камлал Катышиндигеру на небо с гневом. Шаман-река в жемчуге пены хранила ценности и волшебные грёзы. Вперемешку с глушащей болью сыпала заклинания отвесная скала. Стонала мохнатая тайга, внимая стукам воды о бубен камня. Дикие ритмы искристой волны и голодный вой волчьей стаи разрушив спокойствие, делали очи зрячими. Во всполохах света зеркало вне выбора не цеплялось за уходящее время. Оно не сохраняло воспоминания и тени, которые никогда не повторялись. Просто наблюдало, не делая различий между кружевом звёзд и дымкой тумана, зверем и человеком, глупостью и умом, выдумкой и фактом. Уподобляясь незаполненному, чистому зеркальному золоту ослепительные вспышки молний разрывали небо на части, а разбитое и разбросанное отражение человека становилось яснее и мудрее. Ни на кого не похожий мечтатель бесконечных троп не сдавался, не поверил призраку быть довольным, богатым, сытым и не остался в виде золотой тени. В себя силу таёжного зверя вбирая, протяжно вздыхал и выполнял, всё то, что при вспышках молний обещал Хозяину гор. Клятву на медвежьей лапе не нарушил и золото, отвлекающее от пушного промысла, руками с земли не поднял.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Преграды и соблазны на пути не помешали таёжнику уклониться от истинной тропы. Он не обуглился ударом молнии, не сломался тяжестью жадности, не сдался и не предал, словно ненужный мусор оленью тайгу. В испытание чутья, разума и сознания прогорело всё, но обнажилась суть. В трудную минуту таёжные олени в поддержке ему не отказали. Он не поднял в золотой трясучке самородок отломившейся от недосягаемой звезды и довольный вернулся к прежней размеренной жизни. Не боясь ни трудностей, ни боли, смирившись, в глухой тайге жил заботливо. Безупречно тянул тропу, как дышал, не зная усталости. В своём замечаемом и лелеемом мире жил по самобытным законам - без денег. Кормился тем, что тайга приносила по собственным силам и умению. Золото для него было не средством обогащения и украшением, оно служило напоминанием о связи с приветливым духом Солнца.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Преграды и соблазны на пути не помешали таёжнику уклониться от истинной тропы. Он не обуглился ударом молнии, не сломался тяжестью жадности, не сдался и не предал, словно ненужный мусор оленью тайгу и охотничью добычу. В испытание чутья, разума и сознания прогорело всё, но обнажилась суть. В трудную минуту таёжные олени в поддержке ему не отказали. Он не поднял в золотой трясучке самородок отломившейся от недосягаемой звезды и довольный вернулся к прежней размеренной жизни. Не боясь ни трудностей, ни боли, смирившись, в глухой тайге жил заботливо. Безупречно тянул тропу, как дышал, не зная усталости. В своём замечаемом и лелеемом мире жил по самобытным законам - без денег. Кормился тем, что тайга приносила по собственным силам и умению. Золото для него было не средством обогащения и украшением, оно служило напоминанием о связи с приветливым духом Солнца.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Презрительно пренебрегая холодными зернами золота, тетерева и глухари склевывали пищу в близости находящегося кварцевого песка на золотоносных участках по ручьям и речушкам, впадающим в чистейшую ледниковую воду рек Хорма и Янгота. Из провалов и размоин, рытвин ручья Катышиндигеру, левого притока реки Большой Бирюсы, по реке Миричун таёжник поднялся в исток Верхней Тугурмы с чистейшей, прозрачнейшей и целебной водой, текущей по чёрным камням с самородками. Блуждания в поисках тропы и скользя на кочках, обошёл болота Комсота, распадки и мелкие ручьи Малой Бирюсы. Со сплетения проток реки Кичень луч солнца отразил от водного зеркала очертания похожей на клык медведя гору Улуг-Тайга. Медвежья гора с крутыми склонами и остроконечным снежным куполом блестела солнечным зайчиком. С обратной стороны багульник и скалы под солнечным лучом в резком золотистом свете светились розовыми отливами. Здесь медведь - проводник в мир духов иногда рушил покой, забывая в суете о хрупком равновесии различных сил - видимых и невидимых. Гора занималась привычным делом - любовалась собой в золотом зеркале, но имела особенный характер и людей переносивших на себе золото, проверяла молнией и к себе не подпускала. От страха люди тяжко ноги переставляли, рассматривая свои точные копии, в виде тени или отражения в золоте. Опалённых ветром людей и в сердцах зажигающих чистоту огня - видимую через слой металла - гора принимала. Желание увидеть окружающий мир, и свое собственное лицо в нём - сбывались в кратчайшие сроки. Восходить на вершину глубин всеведения запрещалось. Гора проявляла тайники судьбы, показывая то, что недоступно глазу. С приближением человека к вершине поднималась страшная буря, в грохоте грома мрак сжимал огонь молний. Отрывался виновник от земли, перевоплощались в зверя двойника - уносился в неведомые свои видения, не похожие на сон. Спящего отступника медведь резко не будил, чтобы явь успела вернуться, а забирал её путём уговоров и возвращал на место.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Презрительно пренебрегая холодными зернами золота, тетерева и глухари склевывали пищу в близости находящегося кварцевого песка на золотоносных участках по ручьям и речушкам, впадающим в чистейшую ледниковую воду рек Хорма и Янгота. Из провалов и размоин, рытвин ручья Катышиндигеру, левого притока реки Большой Бирюсы, по реке Миричун таёжник поднялся в исток Верхней Тугурмы с чистейшей, прозрачнейшей и целебной водой, текущей по чёрным камням с самородками. Блуждания в поисках тропы и скользя на кочках, обошёл болота Комсота, распадки и мелкие ручьи Малой Бирюсы. Со сплетения проток реки Кичень луч солнца отразил от водного зеркала очертания похожей на клык медведя гору Улуг-Тайга. Медвежья гора с крутыми склонами и остроконечным снежным куполом блестела солнечным зайчиком. С обратной стороны багульник и скалы под солнечным лучом в резком золотистом свете светились розовыми отливами. Здесь медведь - проводник в мир духов иногда рушил покой, забывая в суете о хрупком равновесии различных сил - видимых и невидимых. Гора занималась привычным делом - любовалась собой в золотом зеркале, но имела особенный характер и людей переносивших презренный металл, проверяла молнией и к себе не подпускала. От страха люди тяжко ноги переставляли, рассматривая свои точные копии, в виде тени или отражения в золоте. Опалённых ветром людей, в сердцах зажигающих чистоту огня - видимую через отражение - гора принимала. Желание увидеть окружающий мир, и свое собственное лицо в нём - сбывались в кратчайшие сроки. Восходить на вершину глубин всеведения запрещалось. Гора проявляла тайники судьбы, показывая то, что недоступно глазу. С приближением человека к вершине поднималась страшная буря, в грохоте грома мрак сжимал огонь молний. Отрывался виновник от земли, перевоплощались в зверя двойника - уносился в неведомые свои видения, не похожие на сон, в нижний мир, где отбыв тяжёлое наказание, отпускал на перерождение. Спящего отступника - медведь резко не будил, чтобы явь успела вернуться, а забирал её путём уговоров и возвращал на место.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>С пространством говорил Ичемь у небольшой насыпи из насквозь прокалённых камней на тыльной стороне склона подножия горы. Совершая своё подношение, из простора глубин призывал родной ураган. Сталкивал между собой отдалённые сродные звёзды. Мутное небо мерцало и тряслось, падала на гору золотая гроза. Грохотало эхо горных духов, гремели громовые удары небесного бубна. У краёв небес отражаясь в светозарных созвездиях, вытекала молния между пальцев и копыт Небо-оленя золотым пламенем. Золотые тропы метила лучистая небесная странница огнём своих чудес. Прожитые дни, просочившись сквозь время, превращала в золотую пыль и наполняла жизнь свежим дыханьем. Поток золотых, сознательных вьюг с высокого простора, прорезал бездонное небо до самых каменных жил. В радующемся буйстве благоухания цветов и зеленых красок дикой тайги проступающий металл небесного золота необратимым притяжением отражений отчих звёзд дёргался, дрожал и сиял прозрачностью. Глаз свечение, горящее и прекрасное, отражало светом окутанное сердце таёжника цель наполненную свободой выбора.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>С пространством говорил Ичемь у небольшой насыпи из насквозь прокалённых камней на тыльной стороне склона подножия горы. Совершая своё подношение, из простора глубин призывал родной ураган. Сталкивал между собой отдалённые сродные звёзды. Мутное небо мерцало и тряслось, падала на гору золотая гроза. Грохотало эхо горных духов, гремели громовые удары небесного бубна. У краёв вышины отражаясь в светозарных созвездиях, вытекала золотым пламенем молния между когтей медвежьей лапы, ставшей колотушкой для бубна неба. Золотые тропы метила лучистая небесная странница огнём своих чудес. Прожитые дни, просочившись сквозь время, превращала в золотую пыль и наполняла жизнь свежим дыханьем. Поток золотых, сознательных вьюг с высокого простора, прорезал бездонное небо до самых каменных жил. В радующемся буйстве благоухания цветов и зеленых красок дикой тайги проступающий металл небесного золота необратимым притяжением отражений отчих звёзд дёргался, дрожал и сиял прозрачностью. Глаз свечение, горящее и прекрасное, отражало светом окутанное сердце таёжника цель наполненную свободой выбора.<br>
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Возвращаясь по позолоте подлинной тропы, прямодушный таёжник не вращался в своих пройдённых тропах. Дожидаясь перемен, не отступив от петляющего пути, ни на шаг, кочевал за стадом оленей по узелкам не запутанных троп. Достоверно вела его мечта в свою стихию даже во тьме. На обратном пути, прямо на своих следах заметил свежие отпечатки медвежьих лап. Хозяин тайги сопя, наступил свысока без возни на заблестевший сусалью камень тяжелою лапой. Проверил косолапый, что за гость приходил на золотые жилы в истоки реки Бирюсы. Место шаманского зеркала отражающего добро и зло, любовь и ненависть, взаимопомощь и равнодушие, радость и страдание медведь держал в тайне. Медведь не спугнул Чёрных Гусей - стерегущих рудную золотоносность бурной реки, не заставил улететь, а уселся рядом.<br>
+
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Возвращаясь по подлинной позолоте, прямодушный таёжник не вращался в своих пройдённых тропах. Дожидаясь перемен, не отступив от петляющего пути, ни на шаг, кочевал за стадом оленей по узелкам не запутанных троп. Достоверно вела его мечта в свою стихию даже во тьме. На обратном пути, прямо на своих следах заметил свежие отпечатки медвежьих лап. Хозяин гор сопя, наступил свысока без возни на заблестевший сусалью камень тяжелою лапой. Проверил косолапый, что за гость приходил на золотые жилы в истоки реки Бирюсы. Место шаманского зеркала отражающего добро и зло, любовь и ненависть, взаимопомощь и равнодушие, радость и страдание медведь держал в тайне. Медведь не спугнул Чёрных Гусей - стерегущих рудную золотоносность бурной реки, не заставил улететь, а уселся рядом.<br>
 
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Таёжник с надеждой на северных оленей вслед за реальным Солнцем кочевал, перешагивая ручьи вдоль реки Малый Мурхой до горы Перевальная. По каменистой тундре поднялся на туманный перевал и потерял тропу. Задумчиво стоял посреди седловины и взглянул на небо. Молния с оглушительным треском ударила в гору Улуг-Тайга и вспышкой осветила тропу. Человек опустил взгляд на тропу, а она по овальным и скользким камням минуя брод за бродом Нижней Хонды и по топи моховых болот, вывела его в солнечную долину реки Уда. Из пустот и озёр рек Тер-Яги и Эт-Кол у горы Мюстыг-Даг звала таёжника абсолютно дикая жизнь нефритовых камней реки Чело-Монго, где он понял мир таков, каким его делало его сердце, украшая пространство гор.<br>
 
<span>&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp;&nbsp; </span>Таёжник с надеждой на северных оленей вслед за реальным Солнцем кочевал, перешагивая ручьи вдоль реки Малый Мурхой до горы Перевальная. По каменистой тундре поднялся на туманный перевал и потерял тропу. Задумчиво стоял посреди седловины и взглянул на небо. Молния с оглушительным треском ударила в гору Улуг-Тайга и вспышкой осветила тропу. Человек опустил взгляд на тропу, а она по овальным и скользким камням минуя брод за бродом Нижней Хонды и по топи моховых болот, вывела его в солнечную долину реки Уда. Из пустот и озёр рек Тер-Яги и Эт-Кол у горы Мюстыг-Даг звала таёжника абсолютно дикая жизнь нефритовых камней реки Чело-Монго, где он понял мир таков, каким его делало его сердце, украшая пространство гор.<br>
 +
 
[[Файл:Тофалария. Дургомжинские Гольцы. 3.jpg.jpg]]<br>
 
[[Файл:Тофалария. Дургомжинские Гольцы. 3.jpg.jpg]]<br>
 
<br>
 
<br>

Версия 17:13, 19 марта 2020

Тофалария — историко-культурный регион в центральной части горной системы Восточного Саяна на западе Иркутской области на территории Нижнеудинского района. Населён кочевыми таёжными оленеводами - охотниками и собирателями.

Тофалария. Уда-Тайга 73.jpg.jpg
      Одолевая длинный путь, вверх по реке Джуглым до устья реки Ичемь, минуя тайгу и болота, тропа вывела оленей в исток реки Красной Бирюсы. В поисках познания сути, не считая приобретения, стадо кружило в верховьях Красной и Черной Бирюсы, Большой и Малой Бирюсы по размытым звериным тропам, пересекая бесчисленные броды и подымаясь через крутые перевалы. Из берлоги высунув лапы и наевшись до сытости черемши, равнодушно спали медведи на склоне горы у скачущей по камням речушки Бугульмы. Вперед без страха и сомнений навстречу счастью и судьбе шумно за солнцем северные олени шли руслом быстрой и неглубокой, но с остатками могучих наледей реки Марита к Тынгойскому Белку. На каменистых перекатах разворачивая караван поперёк россыпного золота косой шиверы, вода без сожалений прошлое стирала. Вперёд - назад дорог здесь нет, а каменистое дно с застревающим золотым песком, служило лучшей тропой в обход дремучих завалов. Большая Бирюса с огромными нависающими скалами, прижимами и ямами брала начало с узких гребней с крутопадающими склонами Джуглымского хребта. На острых труднодоступных пиках Восточных Саян таял снег, убегая незримыми ручьями. Замерзала золотом разукрашенная река в ноябре, а полностью освобождалась ото льда в начале мая. Летом от проливных дождей нагон воды на скальный берег окрашивался в золотистые и небесно-зеленые оттенки. Таёжнику неизменно сопутствовала удача в охоте на пушного зверя по берегам ледяной прозрачной реки, и он отстранено проезжал мимо узорных россыпей и рудного золота, красовавшихся на дне и скальных обнажения. Самородки накапливались в результате незаметного разрушения и размыва кварцевых рудных жил в притоках Катышиндигеру. Катанное и чешуйчатое золото блестело в суглинках и обломках докембрийских сланцев, песчаниках и известняках, буром шпате и серном золотоносным колчедане. Содержание золота в песках было высоким в россыпях, перенесенных движением ледниковых масс в период оледенения Саян.
      Олени, ослеплённые ярко-желтым блеском золотых самородков отражающих солнечные лучи на дне, медленно брели по течению ручья. В приливе сил кочевой таёжный оленевод-охотник из рода Чёрных Гусей услышал зов горных вершин и оглянулся. Неожиданно заплутавшим взглядом заметил, что в окружении множества отражающих блеск бляшек-песчинок в мутной глине лежал огромный самородок зачарованного золота. Самородок имел форму ясного и ровного шаманского зеркала, и поддерживал неразрывную связь с духом Солнца. Этот обольстительный блеск губил многих ненадёжных людей нездоровым удивлением. Золотом богатые руды буравили взглядом и сердца лечили, но имели обманную силу над человеком, лишая иногда мудрости и стержня жизни. Золото обаянием, могло буйством будоражить кровь или ложью просто вытеснить любые добрые мысли из нестойкой личности. Золото заставляло молодых и отзывчивых, но неопытных людей врать и воровать, болеть золотой лихорадкой и принимать звериный облик. Бубен белой пургой запорошенной мог скакать по заказу богатых туристов, а они за кружку золотого песка спирт наливали. Вечное золото в воде не ржавело, в огне не горело, в грязи не портилось и нетленно сияло. Таёжник не сразу понял, что перед ним дивное зеркало - настолько точно оно сквозь облака отражало Солнце, небо и горы. В сердце поселились сладостные мечтания, что это мягкая чудесная реальность, в которую из суровой жизни можно легко с головой окунуться. Из любопытства наклонился к лицевой стороне и увидел самого себя в зеркале самородка и от огорчения испугался. Он посмотрел на золото, а не на себя, но видел только свое отражение. Внимательно присмотревшись, он увидел в россыпи крохотных и причудливых осколках зеркальных золотников множество притворных лиц вокруг себя. Каждый образ внимательно на него смотрел и о чём-то хитро просил. Таёжник кочевал в полном одиночестве и был уверен, что в тайге нет никого, кроме него, оленей и зверей. Здесь редко скитались приезжие люди, время текло своим ходом до закатных зарниц, а жизнь убегающей луною в небе казалась. На всякий случай нахмурился, чтобы защитить себя от внушения окруживших его случайных лиц или испугать их. В ответ все нелепые лики сурово сдвинули брови. Склонный к сомнениям он насупился - они колючей угрозой ответили ему. Он искренне улыбнулся и все отблески, раскрыв сердца ему усмехнулись. Таёжник подумал жадно собрать все пылинки, надрываясь попытаться составить в одну гладь кусочка счастья, который будет согревать его жизнь, но посмотрев внимательно в отражение зеркального золота кроме себя никого не увидел. Размышляя, почувствовал, что его ненасытная алчность всего лишь видимость. Отражение не приносило ни добра, ни зла само по себе. Всё, происходящее вокруг таёжника, было всего лишь отражением его собственных мыслей, чувств, желаний, поступков и отвлекало от пушного промысла.
      Стремительный бег оленей по кедровому стланику заставил таёжника вспомнить о семье и за шторою достатка в зеркале заметил, что где-то далеко внизу молния сверкает, вверху люди угощают солнечный рот - огонь очага. Под лёгкие бубны и смех детворы идет своим чередом жизнь стойбища и дух хранитель медведь пьёт воду в истоке ручья. Красавица расшивает бисером меховую одежду оберегами из медвежьих когтей, а с обветренным лицом старица из берестяной коробки достала медвежью лапу. Хозяин гор - перевоплощаясь в медведя, наказывал людей за нарушение правил и запретов. В отличие от того, кто за золотым зеркалом стоял, таёжник отражал не только то, что видел, но и то чего не видно на первый взгляд в сердце. Если лютые хищники свирепствовали в угодьях, он добывал охотничье счастье. Если тайга дарила урожай, он берёг тайгу. Если тайга была не богатой, он не брал лишнего. Он старался быть добрее, охота на копытного зверя была удачной и семья на стойбище отсвечивала радостью. Отражение солнечной тайги в золотой глади помогало таёжнику видеть свои хорошие черты и получалось наладить жизнь. Через таёжный мир ликовало его зеркальное отражение. Стоящей за золотой поверхностью звёздный лик обращался к таёжнику через его же собственное сердце.
      Дитя таёжных гор плохо понимал, как устроен весь сложный ошеломляющий мир. С оленьим молоком впитал он свет небесных светил, свежесть ветра и голос горной тундры. Они помогали пушниной промышляющему человеку в бездне зеркала различить, как образовалось золото. Сквозь ослепительные блики солнечных лучей он примечал, что вспыхивали во времена первозданные в слиянии отдалённые непричастные звёзды. Привходящий золотой пар не испарился в недрах Вселенной, а свечением молний плавивших метеориты разбрызгивался на Солнце, планеты и озябшую Землю. Солнце, проснувшись от золотого дождя, излившегося с высоких небес, вспыхнуло теплее и ярче. Перегретый металл скапливался, уплотнялся, сгущался в вечной мерзлоте Саянских гор и покрывал слоем всю поверхность вершин, очищая их от ледяных кристаллов. Жидкий металл метеоритного золота дёргался, охлаждался и затвердевал в студёных водах рек и слоях ледника. Золото, вступая в круговорот пород, скрывалось в глубинах гор и вновь появлялось на поверхности. Враждебный мир для человека, нёс человеку благо. В толще зеркала драгоценного металла Солнце с водою иногда местами менялись. От огромного самородка солнечного цвета ладошки горели, и от низших духов, словно в разбитом зеркале, в котором звёздные послания преломлялись по-разному, человек защиту искал. Сутулясь, таёжник не беспокоил духов-помощников природы, а смотрел и терпеливо ждал, когда золото соединит его отражение в одно целое. Смутным пламенем золотые блики искривлено играли вспышками молний и созидали тесным мир. В зыбкой очевидности он поскальзывался, падал и поднимался. Затаив дыхание слушал как, не забывая свой исток, гулким эхом камлал Катышиндигеру на небо с гневом. Шаман-река в жемчуге пены хранила ценности и волшебные грёзы. Вперемешку с глушащей болью сыпала заклинания отвесная скала. Стонала мохнатая тайга, внимая стукам воды о бубен камня. Дикие ритмы искристой волны и голодный вой волчьей стаи разрушив спокойствие, делали очи зрячими. Во всполохах света зеркало вне выбора не цеплялось за уходящее время. Оно не сохраняло воспоминания и тени, которые никогда не повторялись. Просто наблюдало, не делая различий между кружевом звёзд и дымкой тумана, зверем и человеком, глупостью и умом, выдумкой и фактом. Уподобляясь незаполненному, чистому зеркальному золоту ослепительные вспышки молний разрывали небо на части, а разбитое и разбросанное отражение человека становилось яснее и мудрее. Ни на кого не похожий мечтатель бесконечных троп не сдавался, не поверил призраку быть довольным, богатым, сытым и не остался в виде золотой тени. В себя силу таёжного зверя вбирая, протяжно вздыхал и выполнял, всё то, что при вспышках молний обещал Хозяину гор. Клятву на медвежьей лапе не нарушил и золото, отвлекающее от пушного промысла, руками с земли не поднял.
      Преграды и соблазны на пути не помешали таёжнику уклониться от истинной тропы. Он не обуглился ударом молнии, не сломался тяжестью жадности, не сдался и не предал, словно ненужный мусор оленью тайгу и охотничью добычу. В испытание чутья, разума и сознания прогорело всё, но обнажилась суть. В трудную минуту таёжные олени в поддержке ему не отказали. Он не поднял в золотой трясучке самородок отломившейся от недосягаемой звезды и довольный вернулся к прежней размеренной жизни. Не боясь ни трудностей, ни боли, смирившись, в глухой тайге жил заботливо. Безупречно тянул тропу, как дышал, не зная усталости. В своём замечаемом и лелеемом мире жил по самобытным законам - без денег. Кормился тем, что тайга приносила по собственным силам и умению. Золото для него было не средством обогащения и украшением, оно служило напоминанием о связи с приветливым духом Солнца.
      Презрительно пренебрегая холодными зернами золота, тетерева и глухари склевывали пищу в близости находящегося кварцевого песка на золотоносных участках по ручьям и речушкам, впадающим в чистейшую ледниковую воду рек Хорма и Янгота. Из провалов и размоин, рытвин ручья Катышиндигеру, левого притока реки Большой Бирюсы, по реке Миричун таёжник поднялся в исток Верхней Тугурмы с чистейшей, прозрачнейшей и целебной водой, текущей по чёрным камням с самородками. Блуждания в поисках тропы и скользя на кочках, обошёл болота Комсота, распадки и мелкие ручьи Малой Бирюсы. Со сплетения проток реки Кичень луч солнца отразил от водного зеркала очертания похожей на клык медведя гору Улуг-Тайга. Медвежья гора с крутыми склонами и остроконечным снежным куполом блестела солнечным зайчиком. С обратной стороны багульник и скалы под солнечным лучом в резком золотистом свете светились розовыми отливами. Здесь медведь - проводник в мир духов иногда рушил покой, забывая в суете о хрупком равновесии различных сил - видимых и невидимых. Гора занималась привычным делом - любовалась собой в золотом зеркале, но имела особенный характер и людей переносивших презренный металл, проверяла молнией и к себе не подпускала. От страха люди тяжко ноги переставляли, рассматривая свои точные копии, в виде тени или отражения в золоте. Опалённых ветром людей, в сердцах зажигающих чистоту огня - видимую через отражение - гора принимала. Желание увидеть окружающий мир, и свое собственное лицо в нём - сбывались в кратчайшие сроки. Восходить на вершину глубин всеведения запрещалось. Гора проявляла тайники судьбы, показывая то, что недоступно глазу. С приближением человека к вершине поднималась страшная буря, в грохоте грома мрак сжимал огонь молний. Отрывался виновник от земли, перевоплощались в зверя двойника - уносился в неведомые свои видения, не похожие на сон, в нижний мир, где отбыв тяжёлое наказание, отпускал на перерождение. Спящего отступника - медведь резко не будил, чтобы явь успела вернуться, а забирал её путём уговоров и возвращал на место.
      С пространством говорил Ичемь у небольшой насыпи из насквозь прокалённых камней на тыльной стороне склона подножия горы. Совершая своё подношение, из простора глубин призывал родной ураган. Сталкивал между собой отдалённые сродные звёзды. Мутное небо мерцало и тряслось, падала на гору золотая гроза. Грохотало эхо горных духов, гремели громовые удары небесного бубна. У краёв вышины отражаясь в светозарных созвездиях, вытекала золотым пламенем молния между когтей медвежьей лапы, ставшей колотушкой для бубна неба. Золотые тропы метила лучистая небесная странница огнём своих чудес. Прожитые дни, просочившись сквозь время, превращала в золотую пыль и наполняла жизнь свежим дыханьем. Поток золотых, сознательных вьюг с высокого простора, прорезал бездонное небо до самых каменных жил. В радующемся буйстве благоухания цветов и зеленых красок дикой тайги проступающий металл небесного золота необратимым притяжением отражений отчих звёзд дёргался, дрожал и сиял прозрачностью. Глаз свечение, горящее и прекрасное, отражало светом окутанное сердце таёжника цель наполненную свободой выбора.
      Возвращаясь по подлинной позолоте, прямодушный таёжник не вращался в своих пройдённых тропах. Дожидаясь перемен, не отступив от петляющего пути, ни на шаг, кочевал за стадом оленей по узелкам не запутанных троп. Достоверно вела его мечта в свою стихию даже во тьме. На обратном пути, прямо на своих следах заметил свежие отпечатки медвежьих лап. Хозяин гор сопя, наступил свысока без возни на заблестевший сусалью камень тяжелою лапой. Проверил косолапый, что за гость приходил на золотые жилы в истоки реки Бирюсы. Место шаманского зеркала отражающего добро и зло, любовь и ненависть, взаимопомощь и равнодушие, радость и страдание медведь держал в тайне. Медведь не спугнул Чёрных Гусей - стерегущих рудную золотоносность бурной реки, не заставил улететь, а уселся рядом.
      Таёжник с надеждой на северных оленей вслед за реальным Солнцем кочевал, перешагивая ручьи вдоль реки Малый Мурхой до горы Перевальная. По каменистой тундре поднялся на туманный перевал и потерял тропу. Задумчиво стоял посреди седловины и взглянул на небо. Молния с оглушительным треском ударила в гору Улуг-Тайга и вспышкой осветила тропу. Человек опустил взгляд на тропу, а она по овальным и скользким камням минуя брод за бродом Нижней Хонды и по топи моховых болот, вывела его в солнечную долину реки Уда. Из пустот и озёр рек Тер-Яги и Эт-Кол у горы Мюстыг-Даг звала таёжника абсолютно дикая жизнь нефритовых камней реки Чело-Монго, где он понял мир таков, каким его делало его сердце, украшая пространство гор.

Тофалария. Дургомжинские Гольцы. 3.jpg.jpg

Тофалария. Обереги.JPG.jpg

Тофалария. Алыгджер-Тайга 53.jpg.jpg

Тофалария. Олень-Тайга 35.jpg.jpg

Тофалария. Шаман-Тайга 15.jpg.jpg

Тофалария. Уда-Тайга 54.jpg.jpg

Тофалария. Агульская Пила 3.jpg.jpg

Тофалария. Агульская Пила 2.jpg.jpg

Тофалария. Агульская Пила 7.JPG.jpg

Тофалария. Солнце-Тайга 10.jpg.jpg


Тофалария. Нерха-Тайга. 64.jpg.jpg

Тофалария. Уда-Тайга 61.jpg.jpg

Тофалария. Уда-Тайга 21.jpg.jpg

Тофалария. Солнце-Тайга 14.jpg.jpg

Тофалария. Нерха-Тайга. 10.jpg.jpg

Тофалария. Алыгджер-Тайга 71.jpg.jpg

Тофалария. Багульник 6.jpg.jpg

Тофалария. Уда-Тайга 9.jpg.jpg

Тофалария. Нерха-Тайга. 94.jpg.jpg

Тофалария. Ленты-Тайга 34.jpg.jpg

Тофалария. Алыгджер-Тайга. 21.jpg.jpg


Тофалария. Улуг. Оленевод 7.jpg.jpg

Тофалария. Алыгджер-Тайга 26.jpg.jpg

Тофалария. Удинский хребет. 1.jpg.jpg

Тофалария. Олень-Тайга 9.jpg.jpg

Тофалария. Шаман-Тайга 31.jpg.jpg

Тофалария. Уда-Тайга 15.jpg.jpg

Тофалария. Лесной северный олень. 11.jpg.jpg

Тофалария. Багульник 2.jpg.jpg

Содержание

III Фестиваль Русского географического общества

Русин Сергей Николаевич. Гость тундры.jpg.jpg

Русин Сергей Николаевич. В таёжном оленеводческом чуме.jpg

Тофалария. Шаман-Тайга 57.jpg.jpg

Сборник стихов

Тофалария. Догульма. Розовая заря.jpg.jpg

Тофалария. По заснеженным просторам. 17.jpg.jpg

Книга "Ленточки странствий"

"Лунный круг"

В зерцале душ вселенной бездонный полог тёмно-синий,
Аквамарина свет уже давно погасших в чароите звезд,
Топазами мелькают надежды янтарными мгновениями,
Припорошенный алмазною пыльцой, кочует лунный круг,
В густо-серой вязкой туманности борозд сапфировых комет,
Среди циркониевых хребтов к созвездиям далеким хризолита.

      Книга "Ленточки странствий"
Тофалария. Книга. Ленточки странствий. Русин Сергей Николаевич.1.jpeg.jpg

Багульник. Нижнеудинск. Саяны.11.jpg.jpg

Книга "Ловец Солнца"

Тофалария. Тайга-Шаман 49.jpg.jpg

Книга Ловец Солнца. Русин Сергей Николаевич .jpg.jpg

В добрый путь

Тофалария. Прирученный олененок. 3.jpg.jpg

Багульник. Нижнеудинск. Саяны.26.jpg.jpg
      Спасибо вам за прогулку. Русин Сергей Николаевич

Восточных Саян, горная система с непроходимой тайгой, бурными реками. Солнечное путешествие Русина Сергея Николаевича по горам, которым он готов признаваться в любви вечно. Восточные Саяны прекрасны и многолики и путешествия по ним напоминают поход в увлекательный музей, в котором нет числа радостным чувствам.